— Утром созвонимся.
Макрис вошел в кабаре как раз в тот момент, когда француженка-танцовщица сбрасывала с себя последнюю принадлежность туалета. Он издали покивал знакомым, сидевшим за столиками, пожал руку хозяину, своему старому приятелю.
— Присядешь?
— Да нет. Я сегодня один. Выпью коньяка в баре.
Бармен насторожился, видя приближающегося журналиста.
— Тебя не обманешь, — улыбнулся Макрис. — Я к тебе.
Бармен пододвинул ему коньяк и продолжал вытирать белоснежной салфеткой стакан, пока он не засверкал, как брильянт. Потом, прищурив один глаз, поднес стакан к другому и, удовлетворенный, поставил его на место.
— Ну так что же?
— Да вот для моей статьи… — ставя пустой стакан на стойку, начал Макрис.
— Опять про мужа Розы Варги?
— Да. Это будет потрясающий репортаж… Но без фотографий ничего не получится.
— Ну а я тут при чем? — с вызовом произнес бармен.
Макрис готов был вспылить, но сдержался.
— Да я разыскал тут одну карточку, но не уверен, он ли это. — С напускным равнодушием он достал из бумажника фотографию. — Вот она.
Бармен даже не взглянул на снимок.
— Скажите-ка лучше, что вы замышляете?
— Я же говорил — пишу статью.
— Кто вам поверит?
— Ладно, не верь. — Макрис протянул ему фотографию. — Погляди, это он?
Бармен взял фотографию и посмотрел на нее с деланным безразличием. Макрис не сводил с него глаз. От него не укрылось, что по лицу бармена промелькнула какая-то тень.
— Он?
— Не знаю, — возвращая фотографию, процедил тот.
— То есть как — не знаешь?
— Снимок плохой, лица искажены. Может, он, а может, и нет.
Кровь бросилась в голову Макрису.
— А если тебя спросят об этом в полиции?
— Я отвечу, что у меня плохая память на лица. — Он даже не пытался скрыть издевки в голосе, а взгляд был холодный, враждебный. — Я, кажется, уже сказал вам, что в темные истории не впутываюсь. Если до сих пор я жив-здоров, то потому лишь, что держу язык за зубами. Болтовня при моей биографии вредит здоровью… Еще стаканчик?
Нет. Макрис расплатился и бросил напоследок:
— Спокойной тебе ночи, благонамеренная личность.
— Мое почтение, — отозвался бармен. — И послушайте дружеский совет — не лезьте не в свое дело.
— Благодарю за дружбу.
Макрис ушел, не оглядываясь.
Открывая ему дверь, швейцар, похожий на опереточного адмирала, по обыкновению приветливо улыбнулся. Чтобы чуть-чуть успокоить нервы, Макрис решил перекинуться с ним словом.
— Сегодня у вас полно народу.
Старый швейцар разочарованно пожал плечами. Народу-то много, да толку чуть. Люди стали прижимистые, никто уже так не сорит деньгами, как перед войной или в оккупацию.
В оккупацию?.. Вдруг Макриса осенило. Пусть надежды мало, но на всякий случай отчего не спросить? Он протянул старику пачку сигарет. Тот нерешительно взял одну. На службе им курить не разрешается. Макрис поднес ему спичку.
— Покури, пока никого нет.
Швейцар закурил. Приятно потолковать с солидным господином, таким, как этот журналист. Он его помнит еще с добрых старых времен. Тогда в кабаре каждый вечер было полно народу и жизнь была совсем другая.
— Да, господин Макрис, былого не воротишь.
— Стареем, Тодорос.
Они постояли рядом под огнями разноцветных реклам. Ночь была прохладная, но ясная. Из кабаре вышли женщина и двое мужчин. Зажав сигарету в кулаке, швейцар распахнул перед ними дверцу подъехавшего такси. А потом, презрительно опустив в карман жалкие чаевые, опять присоединился к Макрису.
— Да, не те люди пошли, — сказал он и снова затянулся дымом.
Макрис решил, что момент для расспросов вполне подходящий.
— Тодорос, ты ведь во время оккупации служил в «Фемине»?
— Недолго. После того как закрылось кабаре «Камбана». Тогда еще убили беднягу Хондриноса.
— А ты знал Ангелоглу? — спросил он как бы вскользь.
Сердце учащенно билось. К счастью, ответа долго ждать не пришлось.
— Макиса?
Он готов был обнять старого швейцара и сам подивился своей выдержке.
— Да, Макиса.
— Ну как же! Грязный тип, упокой, господи, его душу.
— И хорошо его помнишь?
Старик засмеялся. У него пока память не отшибло.
Макрис достал из бумажника фотографию.
— Это он?
Старый швейцар взял фотографию в руки. Секунду смотрел на нее, а потом полез в карман за очками. «Смешной он все-таки, — подумал ни с того ни с сего Макрис. — Эта синяя, с золотыми галунами форма так не вяжется с дешевыми старыми очками в металлической оправе».
