Она осушила бокал. Все вино на столике было выпито. Делиос молча сделал знак официанту, который подал еще вина. Полихрониадис недоуменно поглядывал на присутствующих. Он до конца не мог понять, что тут происходит, но догадывался: все это неспроста. Макрис наполнил бокал артистки, и она опять выпила его до дна. «Они явно пытаются ее подпоить, — подумал молодой журналист, — а критику, уже изрядно набравшемуся, в этом спектакле отводится роль статиста».
Но Элену Павлиди, казалось, хмель не берет. Она держалась безукоризненно прямо. На красивом лице застыла привычная маска. И только сияние в глазах — странное холодное сияние — говорило о том, что она немало выпила. Полихрониадис сперва удивился, почему приятели не торопятся уйти из таверны и выслушать его новости, а теперь понял, что разговор с Эленой был для них не менее важен.
— Ужасный мерзавец! — повторила актриса. — Отменная пара для Розы. Они поженились во время оккупации. Тогда такой человек ей был нужен.
Ее никто не перебивал, и она еще долго рассказывала о муже Розы Варги. Говорила о его связи с гестапо, о том, что он пользовался большим влиянием и жил на широкую ногу, когда другие умирали с голоду. Наконец Макрис спросил:
— Но ведь тогда Варги, наверно, еще не играла в драматическом театре?
— Нет, не играла.
— Откуда же вы ее знали?
— Мы были подружки. — И она засмеялась отрывисто, зло.
Макрис и Делиос переглянулись.
— Да, подружки, — подтвердила Элена Павлиди. — В Салониках немцы арестовали моего брата. К кому я только не обращалась! Кто-то мне сказал, что у Розы большие связи. И я с ней сблизилась. Я уже тогда пользовалась успехом, и Розе, очевидно, льстила дружба со мной. Она познакомила меня с мужем. Он взялся помочь.
— И помог?
— Как бы не так! — У нее снова вырвался отрывистый смешок. — Через три месяца брата расстреляли. На том наша «дружба» и кончилась. И снова я увидела Розу, только когда она поступила в Национальный театр. Можете себе представить, какие ощущения вызвала у меня эта встреча. А потом Роза стала все чаще получать главные роли… — Элена снова засмеялась. — Это она-то, которая только и умела, что задницей вертеть… Подлейте мне еще вина.
Макрис наполнил ее бокал. Наступило короткое молчание. Элена Павлиди обвела всех взглядом.
— А брат был совсем мальчик — двадцать лет. — В голосе вдруг послышалась нежность. — Вечером, перед сном, он всегда целовал маму… — На глазах ее выступили слезы, и ледяной маски как не бывало. Но вскоре лицо ее снова окаменело: Элена умела держать себя в руках. — Вот при каких обстоятельствах я познакомилась с господином Ангелоглу, — добавила она и повернулась к Канарису: — Пора идти.
Критик встал и набросил ей на плечи меховую пелерину. Элена Павлиди простилась со всеми за руку.
— Простите, если испортила вам вечер.
— Минутку, Элена, — задержал ее Макрис. — А каков он был из себя?
— Кто?
— Розин муж.
— Высокий блондин с худощавым мрачным лицом… Спокойной ночи.
Прямая и статная — никогда не скажешь, что она столько выпила, — Элена Павлиди вышла из таверны Бабиса.
— Ну что? — обратился Делиос к молодому журналисту. — Давай выкладывай свои новости.
Тот рассказал о всех своих ночных перипетиях. О домике неподалеку от улицы Сеполион, о дележе денег, о человеке, открывшем окно. Друзья слушали очень внимательно.
— Как он выглядит? — спросил Делиос.
— Высокий блондин с мрачным лицом. Совсем как…
Ему вдруг пришло в голову, что он невольно повторил слова актрисы, когда она говорила о муже Розы Варги. В ы с о к и й б л о н д и н с м р а ч н ы м л и ц о м…
Он озадаченно посмотрел на двух приятелей. Оба молчали, видимо ошарашенные внезапным открытием. Макрис вопросительно смотрел на друга. Тот недоверчиво повел плечами.
— А вдруг это он? — Макрис наконец решился высказать общую догадку вслух. — Ее муж?
— Покойник?
— Да. П о к о й н и к, к о т о р ы й, н а в е р н о, и н е д у м а л у м и р а т ь. Ведь бармен из кабаре сказал, что труп был изуродован.
— Ну и что?
— Это мог быть кто-нибудь другой.
— Да, вполне мог. Как утверждал бармен, его убили в конце оккупации, незадолго до освобождения. Конечно, Макису Ангелоглу при его делишках было выгодно, чтобы его считали мертвым. Он понимал, что при новой власти ему плохо придется.
