В приемной бывшего полицейского встретил старый курьер, поприветствовал, как своего человека. Бекас поздоровался и кивнул в сторону двери со знакомой табличкой «Главный редактор».
— У себя?
— Да, заходи, он один.
Бекас постучал и, не дожидаясь ответа, вошел в кабинет. Журналист глянул на него из-под больших очков и расплылся в улыбке.
— О, кого я вижу!
Бекас сел.
— Кофе?
Макрис нажал кнопку и попросил мгновенно появившегося в дверях курьера принести им кофе.
— Ну? Как жизнь? Не скучаем?
— Да нет.
— Привык к новому положению?
— Вполне.
— А свадьба когда?
— Скоро. Как только уладим кое-какие дела.
Редактор, появившийся в кабинете, прервал их беседу. Бекас искоса наблюдал за старым другом. Тот, как всегда, выглядел молодо и бодро, однако в белокурой шевелюре уже явственно проглядывала седина, да и смуглая кожа была уже не та, что прежде.
— О чем задумался? — спросил его Макрис, когда редактор вышел.
— Да вот гляжу, стареем мы с тобой.
— Не мы, а ты. Это ведь ты на покой вышел.
— Ну так мы ж почти одногодки.
Бекасу стукнуло пятьдесят восемь, а его другу — пятьдесят пять.
— Ты попробуй кому-нибудь это сказать, да тебя же на смех поднимут.
Высокий, крепкого сложения, но не полный, всегда одетый очень живописно, Макрис и впрямь выглядел гораздо моложе своих лет.
— Никому не скажу, — пробурчал Бекас и полез в карман за сигаретой.
Не спеша, с педантичностью человека, которому врачи разрешили выкуривать не больше четырех-пяти сигарет в день, он разломил сигарету пополам, засунул одну половинку обратно в коробку, а другую вставил в противоникотиновый мундштук.
— Врачи? — с усмешкой спросил Макрис.
— Они, подлые!
Он закурил и с безразличным видом, так, будто это случайно пришло ему в голову, спросил:
— Ты знаешь некую Марину Розину?
— Розину?
— Да, актрису.
— С каких это пор ты стал интересоваться театром?
— Так знаешь или нет?
— Конечно! Она из начинающих. Только в прошлом или позапрошлом году закончила драматическую школу при Национальном театре. Говорят, чрезвычайно талантлива.
— А ты что скажешь?
— Я? Согласен. А почему эта малышка тебя заинтересовала?
Ответ у Бекаса был готов заранее:
— Да Элени с ней подружилась, и эта Марина у нее с языка не сходит. А ты ведь знаешь нынешних…
— Но Элени уже не ребенок…
— Конечно, и все же мне небезразлично, с кем водит дружбу моя дочь. Так что она такое?
— Розину?
— Да.
— Насколько мне известно, вполне порядочная девушка. Она из семьи…
— Семья — ладно! Сама-то она какова?
— Я же сказал! Прелестная малышка.
— И сколько этой «малышке» лет?
— Года двадцать два, ну может, двадцать пять…
Половинка сигареты кончилась. Бекас отвернул лацкан пиджака, вытащил приколотую булавку и с ее помощью извлек остаток сигареты из мундштука.
— Вот ты говоришь «прелестная малышка», что это значит?
— А что именно ты хочешь узнать? — Глаза под стеклами очков хитровато блеснули.
— Так, вообще.
— Ну-ка скажи, сколько лет мы знакомы?
— Лет двадцать.
— Двадцать два. И за эти двадцать два года я слишком хорошо тебя изучил, чтоб ты мог меня одурачить. Какого дьявола тебе понадобилась Марина? Выкладывай!
— Правда ли, что она любовница богача?
Макрис удивленно посмотрел на друга. Пухлое, усатое лицо «сердитого кота» — так часто дразнил его Макрис — ничего не выражало.
— Любовница богача? Впервые слышу. Ты имеешь в виду конкретного богача?
— Да, так говорят.
— Кого?
— Некоего Дендриноса. Ангелоса Дендриноса.
— Это что же, муж знаменитой госпожи Дендрину?
Бекас все с тем же бесстрастным видом спросил:
— Почему «знаменитой»?
— Ну, три ее брака и многое другое…
— Мне не сказали, что он муж «знаменитости». Знаю только, что его зовут Ангелос Дендринос и он якобы крупный промышленник.
— Ну да, тот самый. Но я не слышал, чтобы малышка была его приятельницей.
Макрис скрестил руки на письменном столе и заговорщически наклонился к Бекасу.
— И ты продолжаешь утверждать, что тебя все это интересует только из-за дочери? — спросил он, заглядывая Бекасу в глаза.
— Конечно.
Макрис недоверчиво покачал головой.
— Если бы я не знал, что ты ушел на пенсию, то подумал бы, что полицейский Бекас раскручивает очередное дело.
