Они переглянулись: Бекас напряженно наблюдал за ними. Жандармы не вмешивались: афинскому коллеге видней, как вести расследование. Первый рабочий, сдвинув кепку, почесал в затылке, еще раз взглянул на соседа.
— Ну так что? — нетерпеливо спросил Бекас.
— У нас есть один похожий из здешних.
— Как его зовут?
— Йорданис. Костас Йорданис. Но он здесь еще раньше меня поселился.
Это в схему не укладывается. Бекас был упрям: хотя бы ради памяти погибшего он должен исключить малейшую возможность, а одна еще есть… Конечно, маловероятно, но все же…
— А ты сколько лет живешь в Ларисе? — продолжал он.
— Да уж давно, — ответил рабочий.
— Точнее.
Тот подумал, пробормотал что-то себе под нос, прикинул на пальцах, посчитал.
— Девять лет.
Бекас был как в лихорадке. Девять лет. А блондин поселился здесь раньше, не так ли?
— И на сколько раньше тебя поселился здесь Йорданис?
— А бог его знает.
Жандармы внимательно слушали, не понимая, куда он клонит. Тут вступил в разговор сосед рабочего.
— А я помню. Он появился в нашем квартале еще при немцах.
Глаза у Бекаса сверкнули.
— В начале или в конце оккупации?
— В конце, — после некоторого раздумья ответил тот.
Бекас с трудом сдерживал нетерпение. И как ему раньше не пришло это в голову!
— Покажите, где живет Йорданис?
— Да вон его забор.
Мужчина указал на ограду, которой был обнесен третий дом справа. Все направились туда. Домик был низенький и ничем не отличался от других домов квартала.
— Вход сзади, с другой улицы, — пояснил рабочий.
— Скорее!
Они побежали туда. В окнах было темно. Постучали в дверь. Никто не ответил. Постучали громче. Безрезультатно.
— Надо взломать дверь, — повернулся Бекас к сержанту.
Тот в нерешительности смотрел на столичного полицейского. На каком основании ломать дверь?
— Йорданис — убийца, — настаивал Бекас.
Тот с сомнением покачал головой. Очевидно, считал, что Бекас кипятится из-за убийства своего помощника. Полицейский мгновенно оценил обстановку. Ну конечно, он сам виноват, надо сохранять хладнокровие.
— Послушайте, — он достал из кармана фотографию, — мы разыскиваем этого человека по подозрению в другом убийстве. Его фамилия Ангелоглу. Полиция считала его мертвым, а выяснилось, что он жив. — Он повернулся к рабочему. — Подойди-ка сюда, приятель. Своего соседа, Йорданиса, ты хорошо знаешь?
— Каждый день вижу, — засмеялся тот.
Бекас подвел рабочего к электрическому фонарю и поднес фотографию к самому его носу.
— Это он?
— Да, конечно, — ни минуты не сомневаясь, ответил рабочий.
— Спасибо. — Бекас спрятал фотографию в карман и снова приступил к сержанту. — Йорданис, житель вашего города, и Ангелоглу, проходящий по розыску убийца, — одно и то же лицо. Понятно?
Сержант ничего не понял, не так-то это просто.
— Ладно, потом объясню, — улыбнулся Бекас. — А теперь мы должны проникнуть в дом. Здесь живет убийца.
Сержант кивнул. Но сомнения окончательно не рассеялись. Дело слишком запутанное.
Они без труда взломали дверь. Обстановка дома была самая непритязательная. Обычная холостяцкая квартирка, однако обжитая: чувствуется, что хозяин живет здесь постоянно. Бекас обошел весь домик — прихожую, столовую, спальню.
— И чем он занимается, этот Йорданис? — спросил он рабочего, вместе с ним вошедшего в дом.
Тот пожал плечами. Кажется, торгует чем-то.
— А разъезжает он часто?
— Да. То по деревням мотается, собирает заказы на товары, то ездит в Афины делать закупки.
Итак, Макис Ангелоглу в конце оккупации сбежал из Афин и раздобыл себе новое удостоверение личности… Вдруг внимание полицейского привлекла дешевая жестяная пепельница на деревянном столике. Там лежали два окурка. На одном были отчетливо видны следы губной помады. В этой комнате побывала женщина, и Бекас знал, кто она. Взяв окурок со следами губной помады, он спрятал его в пустую пачку из-под сигарет.
Через час печальная процедура была завершена. Врач-криминалист составил акт, и тело несчастного агента отвезли в морг муниципальной больницы. В Ларисе и окрестностях был объявлен розыск. Приметы сообщили по телефону во все жандармские участки.
В жандармерии их уже дожидался срочно вызванный из дому лейтенант.
