— И давно ты его носишь?
— Очень давно! Я уж и счет времени потерял…
— Может быть, год?
— Что такое год, сынок?! Скажи лучше, год и несколько тысяч…
— Тысяч чего?
— … Лет…
— Может, скажешь, со времен фараонов и пирамид?
— Что ты! Намного раньше! Со времен Нила!
— Как это — со времен Нила?
— С той поры, когда Нил назвали Нилом и перенесли столицу с гор на его берег. Тогда-то Птах Ра и сказал мне: «Эй, носильщик, возьми этот трон и отнеси его!» Я и понес… И искал господина моего повсюду, но до сих пор не могу отыскать.
У меня больше не было ни сил, ни желания удивляться. Ведь если человек смог поднять эту огромную тяжелую ношу, то, наверное, он мог нести ее и многие тысячи лет. Чему же тут удивляться и против чего возражать? Меня мучил лишь один вопрос:
— Ну а если ты не найдешь своего господина, так и будешь носить этот трон?
— А что делать? Ведь я носильщик и выполняю волю господина. Мне приказано, и я не смею ослушаться.
Ну что тут скажешь? Что ответишь? Тогда я решил его разозлить:
— А ты брось этот трон. Ты же устал, измучился. Разбей его или сожги. Ведь этот трон сделан для того, чтобы служить людям, а не для того, чтобы люди служили ему.
— Что ты? Как я его брошу? Я должен донести. Ведь это мой хлеб!
— Но ты падаешь от усталости, и поясница у тебя вот-вот переломится! Давно надо было скинуть с себя ношу. Брось этот трон!
— Ты не носильщик и потому не понимаешь, а я головой за трон отвечаю и должен выполнить приказ господина.
— И до каких пор ты намерен его таскать?
— Пока не получу приказа от Птаха Ра.
— Но он наверняка уже давно умер!
— Тогда от его преемника или наследника, которому он передал свой приказ.
— Ладно. Тогда я приказываю тебе — сними с плеч этот трон!
— Слушаю и повинуюсь. Только скажи: ты родственник господину Птаху Ра?
— К сожалению, нет.
— Тогда, может быть, он передал тебе свой приказ?
— Нет.
— В таком случае, извини, мне надо идти…
Человек повернулся и зашагал дальше. Меня душили гнев и злость. Я крикнул, велел ему остановиться: я заметил, что к сиденью трона было прикреплено что-то вроде таблички или надписи. Оказалось, это кусок газельей кожи, на которой виднелась старинная полустертая надпись. Я с трудом разобрал ее:
«Носильщик трона, ты много потрудился на своем веку. И вот пришло время, чтобы этот великолепный и не имеющий себе равных по красоте трон послужил тебе. Отныне он твой. Возьми его, отнеси в свой дом и поставь в самый почетный угол. Ты можешь сидеть на нем и отдыхать, сколько захочешь. А после твоей смерти он достанется твоим детям».
Так вот каким был приказ господина Птаха Ра, уважаемый носильщик! Справедливый приказ. И отдан он был в тот самый момент, когда господин твой вручил тебе трон. Приказ был скреплен подписью и заключен в картуш. Задыхаясь от радостного волнения, я сообщил об этом носильщику. Ведь с того мгновения, как я его увидел и узнал его историю, я сам чувствовал себя носильщиком, пронесшим через тысячелетия тяжелый трон, я даже ощущал боль в пояснице. Теперь я испытал радость долгожданного освобождения.
Человек слушал меня, склонив голову, и ни один мускул не дрогнул в его лице — он терпеливо ждал, когда я окончу говорить. А я-то думал, что он будет вне себя от радости! Ничего подобного.
— Приказ над твоей головой, вот он! И написан давным-давно!
— Так ведь я не умею читать.
— Но я же тебе прочел!
— Я поверю только тому человеку, у которого есть с собой приказ. У тебя есть приказ?
И когда я не ответил, сердито проворчал, поворачиваясь ко мне спиной:
— Вот люди… только задерживают… а ноша такая тяжелая, за день в один конец города едва успеваешь донести…
Я стоял, наблюдая за ним. Трон снова поплыл над головами прохожих, медленно, важно, — казалось, он двигался сам собой. Человек же снова превратился в его тонкую пятую ногу — ногу, которая, однако, была способна нести эту махину.
Я стоял, наблюдая, как носильщик удалялся, тяжело дыша и обливаясь потом. Стоял в растерянности, не зная, что делать. Догнать его и убить, чтобы дать выход распиравшему меня гневу? Или силой сорвать с его плеч этот трон и принудить его к отдыху? Злиться на него или жалеть его?