Современный египетский рассказ - страница 17

Шрифт
Интервал

стр.

— Саид, ты что делаешь?

— Э-э-э… Пью.

— Пьешь!

Просыпается Аватыф и говорит:

— Ночь ведь… Потише… И у стен есть уши…

— А что у тебя с этим мальчишкой?

— Это ты про моего сына Саида?.. С ума спятил?

— Я не сумасшедший. Зачем он встает каждую ночь?

— Хочет пить или пИсать.

— Я-то знаю, чего он хочет!

Я ударил Саида по лицу, мать его закричала, проснулись соседи, Аватыф голосила:

— Уберите от меня этого сумасшедшего, уберите его от меня!

На рассвете в углу комнаты я заметил отца. Он надевал форму диспетчера нашей компании. Поджав ноги, он сел и, раскачиваясь из стороны в сторону, нараспев стал читать раскрытую перед ним книгу: «О, как ты жесток! Как немилосерден! Я отец твой! О люди добрые!» Он повторял эти слова многократно, будто участвовал в зикре. Я даже вспомнил Фатиху[11] и повторил ее несколько раз. Он исчез. Однако спустя некоторое время снова вернулся. Поначалу он приходил только на рассвете, но потом стал являться все чаще и в любое время.

В автобусной давке, когда я, наклонившись, отрывал пассажирам билеты, меня охватывало такое нестерпимое чувство тоски и страха, что я терял всякий интерес к жизни. Теперь мало что связывало меня с жизнью. Я потерял аппетит, сон, чувство к Аватыф и даже способность сочинять песни.

— Ваш билетик, ханум.

— Одну секунду… Ах! Кошелек с деньгами! Куда делся мой кошелек?!

— Его стащили воры… воры… ры.

— Остановите автобус.

— Мы спешим на работу.

— Обыщите пассажиров.

— Возле нее стоял маленький мальчишка, он спрыгнул еще две остановки назад.

— Много там было денег?

— Аллах воздаст вам, ханум.

В то время как каждый пассажир ощупывает свои карманы, женщина начинает допрашивать:

— Вы сколько заплатили?

— Пять пиастров.

— А сколько вы получили сдачи?

— Девять пиастров.

— Девять пиастров сдачи?

— Откуда мне знать, сколько стоит билет в этом автобусе?

Ха-ха-ха… хи-хи-хи… хо-хо-хо…

Я хочу вдыхать аромат зелени, дышать светом луны, который льется на кукурузные поля. Но все, что достается на мою долю, — это запах пота и нужды. Ночью лунный свет задыхается в скоплении домов, они изгнали луну из города. Об этом говорилось в моей песне.

Аватыф стала вести дела в бакалее. Она уходила туда утром, а возвращалась только вечером. Несколько раз я пытался застать ее врасплох, чтобы узнать, не заигрывают ли с ней покупатели. Толчея в лавке стала больше прежней. Я увидел, что Саид, возвратясь из школы, помогает ей там. Он не отдавал мне моей доли доходов, которые Аватыф выручила в лавке. Я хочу откусить ей нос. Мне мешает лицо отца.

— Что делает здесь этот мальчишка?

— Помогает мне, как когда-то ты помогал своему отцу.

— Но он отбирает у меня мою долю.

— Твою долю съедают твои братья.

— Тогда я съем твой нос.

— Тебе хватит и твоего жалованья.

— Мне хватит кончика твоего носа.

— Здесь нет твоей доли.

— Твой нос — моя доля.

— Ай! Что ты делаешь?!

Я накинулся на нее, мертвой хваткой вцепился ей в волосы и хотел было приподнять ее лицо, чтобы откусить ей нос, как вдруг почувствовал вкус крови и слизнул ее. Тут я заметил, что у нее поранен нос, хотя мне не удалось откусить от него ни кусочка, хотя бы малюсенького. Истошно вопя, она царапала мне лицо. Тогда я ударил ее — головой об стену лавки. Сбежались люди, образовалась толпа, и стало тесно, как в автобусе, меня сжали со всех сторон. Я сказал им, что она не хочет платить за проезд и поэтому должна сойти на следующей остановке. А где ваши билеты? Я вас знаю, все вы любите прятаться в толпе, чтобы не платить… Я по лицу вижу, кто платил, и со спины могу определить, кто едет без билета.

Толпа дотолкала нас до полицейского участка. Там Аватыф сказала им, что я сумасшедший, и в качестве доказательства показала свой нос. Она просила защитить ее от меня и проверить мой рассудок. Полицейский составил протокол, куда занес мое имя, адрес, возраст и место работы.

С того самого дня я понял, что они могут прийти в любую минуту, надеть на меня смирительную рубашку и увезти.

Уже очень давно я начал ходить скрючившись, ведь и дома, и в автобусах нашей компании приходилось сгибаться в дугу. Потом я избавил себя от труда распрямляться и по дороге с работы домой, поскольку увидел в этом способ скрыться от чужих глаз.


стр.

Похожие книги