— Знать надо, деревня! Хоронят героя Фуада Абд ас-Сами Абдаллаха.
Тут трубачи заиграли похоронный марш, и по телу Вахдана пробежала дрожь. А люди кричали:
— Умрем за Египет!
Однажды утром, вскоре после возвращения из Каира, шейх Вахдан отправился к деревенскому каменщику, взял его с собой. Вместе они купили красного кирпича и песку. На следующий день он поехал в Кяфр аз-Зайят, привез оттуда цементу и извести. И построил на кладбище, на возвышенном месте, гробницу.
Когда люди спросили его, чья это гробница, он ответил, что она предназначена для покойного брата. Хотя Фуад и похоронен в Каире, ангелы непременно перенесут его сюда, он в этом уверен. Фуад — упокой Аллах его душу — сам являлся ему во сне и велел приготовить место. Ведь герои, погибшие в бою, полностью приравниваются к пророкам и святым Аллаха, да пребудет с ними мир и молитва.
Выкрасив гробницу в серый цвет, Вахдан написал на ней: «Все сущее на земле смертно. Вечен лишь великий Аллах. Здесь покоится герой». И оставил гробницу открытой.
По утрам в комнате, где стоит телефон, Вахдан лично наблюдает за сдачей гафирами винтовок. Потом он распределяет дежурство с омдой. Закончив дела, идет на кладбище, становится перед могилой Фуада, вздевает руки, громко читает Фатиху. Поцеловав ладони, проводит ими по лицу и груди, бормоча стихи из Корана. Заглядывает внутрь гробницы, убеждается, что она еще пуста, и возвращается в деревню.
Солнце еще не успевает прогреть холодный воздух, высушить росу на листве, когда Вахдан ложится спать. Он все представляет себе очень отчетливо, только не говорит об этом ни жене, ни сыновьям: ночью под звуки похоронного марша Фуад возвращается в ад-Дахрийю, несомый руками ангелов.
Его имя Фуад ас-Сами из ад-Дахрийи, что в провинции Бухейра. Вы не знаете, где это? Я укажу вам. Поезжайте по знаменитой «зеленой дороге» Каир — Александрия, что идет через Дельту. На 96-м километре, если ехать от Каира, сверните на проселок. Не ждите автобуса. Он здесь ходит редко, через шесть часов. Идите пешком. Вскоре вы увидите среди полей минарет мечети, пальмы, телефонные столбы, административное здание. Это и есть ад-Дахрийя. В доме Вахдана Абд ас-Сами, начальника деревенских гафиров, в маленькой, всегда запертой комнате, где стены покрыты паутиной, а предметы — слоем пыли, вы найдете ручные часы, обгоревшее удостоверение личности, немного денег, письма и желтый носовой платок с засохшими пятнами крови. Все это вещи Фуада Абд ас-Сами, хранимые его братом в комнате покойного.
А жизнь, с ее неясными мечтами, туманными надеждами, планами, которым не суждено сбыться, продолжается. Все на свете, даже надежды, теряет со временем свою свежесть и уступает место скуке, близкой к безнадежности.
В послеполуденное время, когда Вахдан отдыхает, лежа на спине у себя в поле, ему хочется взобраться на тутовое дерево, растущее на краю участка, возле сакии[57]. Взобраться и взглянуть с него на бескрайние зеленые поля, а потом погрузиться в эту бесконечность и раствориться в ней без остатка.
В этот вечер Вахдан несколько раз обошел деревню и всюду слышал разговоры о погибших в Абу Заабале. И тут его обожгло воспоминание, таившееся до сего времени в глубине памяти. Он вспомнил, что Фуад уехал последний раз в Каир, не повидавшись с ним, не попрощавшись. Он думал об этом все время, разговаривая с гафирами, проверяя караулы, и похоронный марш особенно громко звучал в его ушах, а образ брата виделся особенно ясно.
Сейчас ад-Дахрийя спит. А Вахдан сидит на длинной скамье с одним из гафиров, который интересуется мнением шейха по поводу случившегося. Повернувшись спиной к холодному ветру, Вахдан тихо говорит:
— Правительство должно что-то сделать. Сейчас они все заседают там, в Каире, изучают обстановку. Конечно, так этого дела не оставят. А те, кто погиб сегодня утром, попадут в рай. Их есть кому похоронить и оплакать.
— Ох и дела! Что-то с нами будет!
Утром следующего дня начинается праздник. Вахдан пойдет на кладбище, зажжет свечи на могиле, прочитает Фатиху. Он не купит ни жене, ни детям обнов. Сядет в комнате для гостей, окруженный домочадцами, и будет принимать соболезнования. Это первый праздник после смерти Фуада.