— Увидишь!
А что, интересно, увидит он?
— В кино хочет тебя снять... кинозвезда ты наша!
Я радостно ускорил шаги. Пека плелся. На «Марш энтузиастов» это мало похоже.
— Да, — я обернулся назад. Буквы «ГОРНЯК ЗАПОЛЯРЬЯ» на том берегу, как город, стояли, — кстати, — вскользь произнес, — ты не можешь ли, как директор в соку, эти буквы убрать... хотя бы на время?
Не одно сделаю, так хоть другое.
— ...фильм-то исторический. Понимаешь? Буквы эти не лезут в него.
— Во! — Он ответил своим любимым жестом, хлопнув по сгибу руки, и я им залюбовался, как прежде! Он прав. Если что-то и волнует в истории меня, то эти буквы. Эта часть истории близка мне.
До виллы все-таки добрели. И увидели!
Стаю шикарных машин. Какой, на хрен, тут век?
Тем временем проходили мимо нас:
известный общественный деятель (бывший подводный чекист);
брюнет, известный как обладатель дырки в государственной границе (он же главный таможенник);
два ярых политических противника... бурно прильнувших с двух сторон к одной красотке;
маленький неприметный человечек по кличке «Украл Урал»;
два известных телевизионных обозревателя — и оба оборотни;
спортсмены с развернутыми знаменами.
Да-а... Пеке тут явно роли нет.
Гуня стоял почему-то во фраке... Пламенный революционер?
Стройно казаки подошли — каждые в своей форме. Кубанцы, гребенские, донцы, терцы, ногайцы. Впереди шел усатый есаул.
— Куда нам?
— Мы, кажется, с вами договаривались, — нервно Гуня вскричал, — что вы будете осуществлять охрану!
— Могем! — добродушно откликнулся есаул.
— Ну давай, Санчо, командуй! — загомонили казаки.
— Что это? — произнес я. Такого я не писал!
— Здесь теперь, — горестно Гуня произнес, — уже не выдуманный наш с тобой мирок! Здесь, увы, реальная жизнь.
Я с изумлением озирался... Про реальную я бы не сказал. Красавцы шли в переливчатых костюмах. Красотки, которые только в журналах бывают... С огорчением заметил, что не волнуют меня. Конец?
— Ну что? — Гуня проговорил скорбно. — Отечеству не хочешь послужить?
А где тут оно?
— Давай, — я произнес осторожно. Знал уже по опыту: пафос всегда у Гуни ассоциируется с крупной деньгой. — Так что это? — все же уточнил.
— Увы, реальная жизнь! — Гуня глянул окрест. Ни хрена себе реальная! Какие тачки! — Съезд новой партии! — просто закончил он.
— Как новой?! — ужаснулся я. Тогда это звучало кошмаром!.. Во всяком случае —для меня. Нам и старой во как хватало!
— Вот так, — значительно Гуня произнес. — Должны же мы сделать что-то стоящее?
Смотря сколько стоящее... У нас уже одна партия есть! Ум, честь и собственность нашей эпохи.
— Все надо менять!
— Но это ж... — Я испуганно огляделся.
— Да, мы рискуем! — Он гордо выпрямился.
Между тем прибывали лимузины. На тайную маевку это как-то мало было похоже.
— А кто... — я огляделся, — режиссер всего этого.
— А кого они еще могут найти за такие мизерные деньги? — Он горько рассмеялся. — Но ты, надеюсь, в такую минуту не бросишь меня?
Подъехал очередной лимузин, и из него вышли (вот этих знаю!) мама-балерина и с ней под ручку свежий ее муж, министр экономики Швец... он же Пекин патрон. Ясное дело, зачем партия ему! Чтобы в случае повышения цен (уже начинается) объяснять всем: «Так надо!»
— Мы пойдем на все, — сказал Гуня бесстрашно, — но мы выберем здесь именно нашего представителя в Верховный Совет!
И я даже знаю — кого. Слегка перефразируя знаменитого вождя, хочется воскликнуть вслед за ним: «Страстно далеки они от народа!»
Гуня вдруг мне шепнул жарко:
— Кстати, мама взглядов его абсолютно не разделяет!
По разные стороны баррикад в одной постели.
Однако когда Швец подошел, Гуня отрекомендовал меня лихо:
— Этот одной ногой уже наш!
Швец поглядел сквозь пенсне почему-то неодобрительно. Мама, глянула более благосклонно. Захотела не примой-балериной стать, а женой депутатской. А в «золотых рыбках» — Гуня и я!
— Но ты меня не бросишь, надеюсь? — шепнул Гуня, когда они прошли.
Да-а, однажды по его просьбе одному министру я написал. Потом долго каялся!
Кое-кто его ругал,
Что за свет он много брал.
Но любил его народ
За бесплатный кислород!
— Ты знаешь ведь — все воруют! — Гуня шепнул мне, только они прошли.
