«Нет доступа. У вас осталось девять минут».
— А теперь, — сказала Барбара, — дайте мне потолковать с ними.
Она подошла к машинке и напечатала:
«Заткнись».
Эвери рассмеялся. Барбара начинала ему нравиться. В ней чувствовалась личность. Он удивился бы, если б машинка ответила, но та с достоинством промолчала.
— Вот, — сердито сказала Барбара, — пусть эти психи теперь повеселятся.
Эвери слабо улыбнулся:
— Вот в чем вопрос: мы будем вести себя как послушные собачки или будем провоцировать их!
— О пожалуйста, не называйте меня собачкой. Я просто дворовая сука… Черт возьми, вы же мужчина. Вам и решать. Только для этого — ну и кой-чего другого — и нужны мужчины.
— А как насчет эмансипации? Или в этом случае она вам ни к чему?
— Она мне ни к чему в любом случае, — резко ответила Барбара. — Есть у меня право голоса или нет — я всегда получаю то, что хочу.
Эвери задумался.
— Тогда разыграем это посложнее, — решил он, — и посмотрим, что получится. А пока давайте подумаем, как себя вести, раз уж мы не можем перехватить инициативу.
— Нас наверняка подслушивают, — предупредила Барбара.
— Конечно. Я уверен, что это важная часть обработки — свести нас вместе.
Некоторое время они оживленно обсуждали все, что произошло; и хотя им удалось продвинуться совсем чуть-чуть, это «чуть-чуть» все-таки позволяло сделать кое-какие выводы. Во-первых, им не причинили никакого физического ущерба — кроме так называемой «анестезии», — и это, безусловно, означало, что их тюремщики не собираются использовать насилие больше, чем это действительно необходимо для целей, которые они имеют в виду.
Но что это за цели — вот в чем вопрос. В отчаянии Эвери и Барбара пытались сделать хоть какие-то, пусть нелепые, предположения, хотя им обоим было ясно, что они знали слишком мало, чтобы угадать правду.
Барбара стояла за традиционное похищение. Но Эвери резонно заметил, что все-таки обычные похитители не предлагают своим жертвам интеллектуальных тестов. Кроме того, тюрьма, в которой они оказались, все-таки за пределами способностей и воображения обыкновенного преступного разума. Плюс ко всему, содержимое их чемоданов явно указывает на то, что их рассчитывают держать достаточно долго и, очевидно, не здесь, не в тюрьме.
Версия сумасшедших ученых также была весьма сомнительна. По многим причинам это казалось Эвери слишком банальным и совершенно неправдоподобным. Однако Барбара настаивала на том, что они попали к ученым маньякам — ей казалось, что главные, существенные черты всей операции, по крайней мере, хоть как-то укладываются в эту теорию. Но Эвери все-таки сомневался.
— Итак, их цели и техника находятся за пределами нашей компетенции, — сказал Эвери. — Мне кажется, мы не можем в этом случае применять общепринятые критерии.
— Перестань долдонить, будто какой-нибудь кембриджский придурок, — сердито ответила Барбара. — Все, что ты говоришь, означает, что мы просто не можем найти ключ к этой загадке.
— Напротив. Я чувствую, что ключ лежит именно в непостижимости того, что с нами случилось. Это означает, что разум или разумы, которые стоят за этим делом, не могут действовать на нашем уровне. В том, что с нами случилось, есть какой-то нечеловеческий фактор, нечто чужеродное.
Внезапно машинка снова встрепенулась:
«Прошу вас разойтись по своим помещениям».
— Вот уж дудки, — заявила Барбара.
Она подошла к машинке и напечатала:
«Ничего не выйдет. Мы только что поженились».
Машинка не обратила на это никакого внимания.
«Необходимо, чтобы вы ответили на дальнейшие вопросы, — бесстрастно напечатала она. — Ваше сотрудничество будет высоко оценено».
Барбара собралась было что-то ответить, но Эвери остановил ее:
— Пусть разбираются сами. Посмотрим, что получится.
Барбара вздохнула:
— Слушаюсь, капитан. Вообще-то я люблю подурачиться, такая уж уродилась.
Несколько секунд они стояли молча, боязливо озираясь, словно ожидали, что возмездие обрушится на них с мягко светящегося потолка, ударит из металлических стен. Но ничего не случилось, и они немного успокоились.
— Похоже, они не знают, что делать, — предположил Эвери. — Обычно
