– Раньше с ним такого не бывало, – сказала Корнелия.
– Вот уже несколько месяцев, как что-то тут не ладится.
– Да. С начала весны. Я не знаю, что происходит.
Жермена с понимающим видом покачала головой.
– У меня по этому поводу есть соображение.
Корнелия вытаращила глаза.
Жермена помолчала.
– Ты заметила молодую женщину, которая тут бродит по воскресеньям?
– Шатенка, с волосами до плеч?
– Да, – отвечала Жермена.
– Это Алиса, дочка старого вдовца, что живет в доме напротив музея.
– Я много раз видела, как она разговаривает с отцом Жереми перед мессой, а случается, что и после. Уверена, она играет какую-то роль во всех новшествах.
– Мы и сами говорим с отцом Жереми…
– Да, но с ней – все иначе. Просто уверена, это исходит от нее.
– Ты думаешь, что он и она…
Жермена понимающе подняла брови.
– Но я полагаю, она замужем…
– Как бы там ни было, она испортила нам пастыря. Ты посмотри, какие странные штуки он заставляет нас теперь проделывать в церкви. Ну вот, например, хвалить ближнего, говорить, какими замечательными достоинствами Господь его наделил…
– Это верно.
– Все это вредно и безнравственно. О наших достоинствах говорить нельзя, ибо человек грешен.
– Верно, человек грешен.
– Особенно женщина.
– О да, – сказала Корнелия, провожая глазами какую-то девушку в открытом платье. – Особенно женщина.
Дорога в епископство заканчивалась аллеей, обсаженной столетним колючим кустарником. Его ветки, покрытые темно-зелеными иглами, поднимались к бледно-голубому небу, по которому плыли тяжелые густые облака.
Когда Жереми в прошлый раз беседовал с епископом д’Обинье, он поделился с ним своей растерянностью и признался, что сомневается в пользе священной миссии при столь малом количестве прихожан. Ведь эти люди посещали церковь скорее из верности традициям, чем по велению души. Епископ успокоил его: все священники «скисают» на начальном этапе служения, все через это проходят, это нормально, говорил он, отметая все страхи тыльной стороной ладони и даже не пытаясь в них вникнуть. Жереми почувствовал себя, как женщина, которой отказали в помощи под предлогом, что «во время месячных это нормально».
А как все изменилось за несколько месяцев… Теперь Жереми чувствовал себя уверенно и был доволен достигнутыми результатами, стараясь, не дай бог, не загордиться. Предложения Алисы действительно помогли привлечь людей в церковь, особенно на исповедь: каждый день он слышал шепот новых голосов в исповедальне. Конечно, Жереми догадывался, зачем приходили неофиты: в основном за советами священника-наставника, а не за Божественным просветлением. Но он был искренне убежден: это начало духовного пробуждения.
Церковь получила новый приток прихожан, хотя до того, чтобы она заполнилась народом, было далеко. Однако, по правде сказать, Жереми хорошо знал, что просторное помещение, более чем на четыреста мест, вряд ли когда-нибудь будет наполнено целиком. Теперь он принимал этот факт со спокойной мудростью.
Должно быть, епископ сейчас довольно потирает руки. У него была репутация человека амбициозного, все знали, что он уже видит себя кардиналом. И он не сможет не сыграть на возрождении одного из приходов своего диоцеза. И какого прихода! Это аббатство, когда-то одно из самых почитаемых в католическом мире, два столетия пребывало в полном упадке; и вот теперь!..
Жереми тихо, без стука прикрыл дверцу «рено-клио» и поднял глаза на величественное здание из бургундского камня с высокими белыми окнами и решетчатыми переплетами, которое, казалось, веками удерживало власть.
Он взошел на крыльцо. Ветер трепал сутану, ткань била его по ногам. На входе аббата встретил секретарь и молча провел по длинным коридорам в переднюю перед кабинетом епископа, небольшую комнату с высоким потолком, гладкими выбеленными стенами и строгими креслами времен Людовика Тринадцатого, из темного дерева с оливковой бархатной обивкой.
Жереми терпеливо подождал несколько минут, потом подошел к окну. За ним собирались облака, они неслись по небу и отбрасывали беспокойные тени на покрытые лесом холмы.
А здесь, внутри, стояла полная тишина, и если бы его не провел сюда секретарь, Жереми решил бы, что он совершенно один в покинутом всеми здании, а единственный его сосед – ветер, который дул все сильнее и сильнее. Ожидание затягивалось, в конце концов Жереми подумал, что хозяин, наверное, где-нибудь задержался.
