Только не думала я тогда, что мы поженимся. Он на меня и внимания не обращал, все стороной обходил. А летом в тридцать девятом вдруг сказал: "Женюсь я на тебе, хочешь не хочешь. Все равно в Красную Армию скоро уходить. Так что женюсь..." А я еще ответила ему: "При чем тут Красная Армия? А если я не хочу! Поинтересовался бы!" И все лето говорила, что не хочу, а на самом деле очень хотела. А он ходил по пятам, ни с кем не гулял, чтоб любовь свою доказать...
А поженились мы под самые Октябрьские праздники. И жили хорошо. Только мало. Два года всего...
Петя родился, а там и началась она, война...
Когда война настала, Пете всего второй годик пошел. Говорить еще не умел, только смеялся. И когда папка наш на войну уходил, тоже смеялся. Не знал, что так и не увидит больше отца. И я не увидела - вот...
10
...В годы Великой Отечественной войны (1941 - 1945) погибло
двадцать миллионов советских граждан - мужчин, женщин, детей...
И з д о к л а д а, у с л ы ш а н н о г о
М. М. Ф е в р а л е в о й в р а й к о м е К П С С.
11
О войне у Тимки были самые неясные представления, как, впрочем, и у многих его товарищей постарше. Тимке не довелось пережить ни одной войны, и, честно говоря, он, как и все мальчишки, жалел об этом.
Был когда-то Суворов, был Чапаев и был Леня Голиков, были молодогвардейцы и чапаенок - Тимка о них читал. И думал: "Если б я..."
И все-таки взрослые - а их как не слушать? - не хотели даже знать о войне, так она им опостылела. Почти что каждый в войну родных потерял мужа, отца, мать, сестру, брата, сына... Так что же это такое - война? Выходит - беда, и самая большая, раз близкие, дорогие люди с нее не возвращаются...
Потом Тимка слушал мать и уже не вспоминал ни о чем на свете. И мамка, кажется, больше не вспоминала. Только сунула что-то под скатерть.
А за окном все сыпал снег - мелкая белая пыль. И где-то пели девушки и смеялись ребята. Играл патефон или радио, Тимка не мог разобрать. Наверно, всем людям было хорошо и нехлопотно в эти непоздние вечерние часы.
"Снег - это хорошо, это - надо, - думал Тимка. - И поют складно. А песня добрая, смешливая".
Вдруг скрипнула входная дверь, в сени кто-то вошел.
- Матвеевна, дома ты? Зайди к нам на минутку...
Это был сосед Егор Иванович, механик совхоза. Жена его, Евдокия Семеновна, - давняя знакомая матери. Они вместе работают в теплично-парниковом хозяйстве.
- Мы уж спрашивали тебя, - сказал, подходя к столу, Егор Иванович. Он был в одной рубахе, без шапки.
- Спасибо, а что у вас? - спросила мать. - Не могу я. Вот и Тимке спать надо...
- Ну зайди, прошу тебя, уважь, хоть поздравь мою Евдокию. Сами, понимаешь, забыли совсем, а у ней нонче как раз рождение. Пятьдесят три годочка - ни дать ни взять. Только к вечеру вспомнили да и собрались на скорую руку посидеть, рюмку поднять. Ты ж знаешь Евдокию. Скромница она. Сама и не напомнила. Хорошо, я с работы шел - вспомнил. Не засохла еще память.
- Нет, нет! Егор Иванович, не серчайте! Не пойду я! - сказала мать.
- И слышать не хочу! - сказал Егор Иванович и настойчиво взял мать за руку. - Пойдем! Не стесняйся. И Тимофея бери. У нас никого нет - одни свои. А то будем считать - зазналась ты, дружков своих, подружек гнушаешься.
Мать посмотрела на Тимку, словно спрашивая его совета.
- Пойдем! - сказал Тимка. Он был доволен, что можно будет не спать, а пойти в гости.
- Тогда на минутку, - согласилась мать. - А то Тиме спать...
Гостей у Евдокии Семеновны, и верно, было немного. Еще одна соседка, двоюродный брат Егора Ивановича с сыном да тетка Матрена, что работает в теплице на грибах.
Детей у Егора Ивановича и Евдокии Семеновны не осталось: были у них сыновья, да, говорят, погибли в войну. Все трое погибли.
Мать обнялась с Евдокией Семеновной.
- Прости, Евдокиюшка, что с пустыми руками...
- Садись, Маша, садись, милая! И ты, Тимоша, садись! - захлопотала Евдокия Семеновна. - Какие там, милая, подарки! У бабы года летят, что зерно из дырявого мешка сыплется. Не сосчитаешь! Егор, тарелочку-то дай Маше да рюмку достань в шкафе. Вот я вам сейчас холодца подложу. Садись, садись! Вот вилочка с ножом! А рюмку-то, рюмочку налей, Егор, Маше!..
