— Ну, что там? — бросился я к Константинову, когда тот подъехал.
— Трудно сказать. Похоже, что она отравилась чем-то. Во всяком случае, многое из того, что удалось выявить, напоминает картину отравления. Ей, правда, сейчас немного лучше, но оставлять ее одну нельзя. Я специально приехал за вами, да еще захвачу систему для промывания желудка.
— А кто же остался с женщиной?
— Фельдшер и санитарка из медпункта.
— В чем все-таки проявляется это отравление? Вы у нее ожоги видели?
— Вы думаете, уксусная кислота? Нет! Здесь что-то другое. Я осмотрел больную и расспросил подробно ее свекровь и мужа. Картина какая-то путаная.
Антон Алексеевич помолчал. Подошел к мотоциклу и откатил его на стоянку. Через несколько секунд он возвратился и выжидательно посмотрел на меня чуть прищуренными глазами.
— Какие же характерные признаки заболевания? — вновь обратился я к Константинову.
— По рассказам свекрови, почти сутки больная не спит, бредит, у нее периодически возникают галлюцинации. Были рвота и понос.
— Что же еще? Ведь подобная картина отмечается при многих заболеваниях.
— Да, пожалуй, и все. Правда, обращает на себя внимание сильно выраженное слюнотечение.
— Слюнотечение, говорите… — Только успел я произнести эти слова, как Константинов перебил:
— Нет, нет, не бешенство! — Он сразу понял, о чем я подумал. — Никаких других признаков этого заболевания нет. Когда к больной вернулось сознание, она жаловалась на ослабление слуха и зрения.
— И все же вы не учитываете еще одно обстоятельство, Антон Алексеевич.
— Какое?
— А те выкидыши, которые по неизвестной причине происходят у этой женщины при беременности.
— Откуда вы это знаете? Действительно, в бреду она что-то про ребенка говорила.
— Сорока на хвосте принесла.
— А если серьезно?
— Женщина рассказала, которая молоко носит.
— Да, вы правы: детей в доме не было, как и детских вещей и игрушек. А бездетные семьи в сельской местности встречаются не так уж часто. Однако нам пора ехать. Как бы больной не стало хуже.
Предупредив, чтобы нас не ждали к ужину, мы поехали в Петровское.
Село раскинулось на пологом берегу озера. Один за другим промелькнули одноэтажные деревянные домики, частокол заборов и зеленые квадраты приусадебных огородов, прежде чем мы подъехали к дому с ярко-красной крышей, стоявшему несколько в стороне от основной массы строений. Поставив мотоцикл у стенки сарая, мы вошли через сени в жилое помещение.
В углу на большой деревянной кровати лежит еще молодая женщина с синими кругами под глазами. Черты лица ее заострены. Волосы в беспорядке разбросаны по подушке. Из обоих уголков рта стекают струйки пенистой слюны. Больная спит, но положение ее тела неестественно: ноги несколько согнуты в коленях, худые бледные с длинными костлявыми пальцами руки сложены на груди.
Около кровати сидят мужчина и женщина, в которой я с трудом узнаю Авдотью Егоровну. За прошедшие часы она как будто постарела на несколько лет. Волосы не причесаны, на плечи наброшена какая-то мятая шерстяная кофточка. Мужчина, вероятно, муж, сосредоточенно и печально смотрит на лицо больной. Он угнетен всем случившимся настолько, что даже не поднял головы, когда мы зашли в дом. На приветствие ответил легким кивком головы, при этом провел рукой по лицу, как бы стирая набежавшую слезу. Мы не стали беспокоить спящую женщину, зная, что в таких случаях сон — лучшее лекарство, и вместе с Авдотьей Егоровной вышли в другую комнату. Здесь мы увидели и местного фельдшера, кипятившего шприцы на печке.
Снова и снова детально расспрашиваем о всех возможных причинах, которые могли вызвать страдание больной, и все безрезультатно. Стало смеркаться. Голос хозяина, тихо вошедшего из соседней комнаты, прозвучал в затемненном помещении так неожиданно, что многие даже вздрогнули: «Нюра проснулась!»
Подходим к постели больной. По мнению Антона Алексеевича, предпринятые ранее медицинские меры и последующий глубокий сон произвели на нее благотворное влияние. Увидев незнакомых людей около своей постели, женщина пытается застегнуть пуговицы на воротнике платья и приподняться.
