Вимси поспешил к аппарату.
— Это ты, Питер? Я разыскиваю тебя по всему Лондону. Мы нашли тот паб.
— Не может быть!
— Точно. И мы идем по следу пакетика с белым порошком.
— Боже правый!
— Ты не мог бы подскочить к нам с утра пораньше? Возможно, он уже будет у нас.
— Примчусь ни свет ни заря. Мы еще тебя обыграем, инспектор Паркер!
— Надеюсь, — добродушно отозвался Паркер и повесил трубку.
Вимси прогарцевал обратно в комнату.
— Акции мисс Прайс резко пошли в гору, — объявил он. — Это — самоубийство, пятьдесят против одного, и никаких посредников! Я сейчас зальюсь постным лаем и сделаю победный круг вокруг вашего дома.
— Очень жаль, что я не смогу к вам присоединиться, — сказала Сильвия Мариотт. — Но я рада, ошиблась.
— А я рада, что не ошиблась, — флегматично явила Эйлунд Прайс.
— И вы рады, и я рад, и вся природа ликует! — почил Вимси.
Марджори Фелпс смотрела на него — и ничего не говорила, но у нее защемило сердце.
Какими хитроумными методами воспользовался для того, чтобы превратить доставку записки в приглашение выпить чайку, знал только он сам. В половине пятого в тот день, который закончился для лорда Питера так обнадеживающе, его камердинер сидел на кухне мистера Эркерта, собственноручно поджаривая сдобные пышки. Он развил в себе немалую ловкость в приготовлении поджаристых пышек, и если склонен был к чрезмерной щедрости - отношении сливочного масла, ущерба в том не было никому, кроме мистера Эркерта. Вполне естественным образом разговор перешел на убийство. Нет ничего приятнее, чем под шум дождя под окном вести разговоры про всякие ужасы, попивая чаек со сдобными пышками на теплой уютной кухне. Кажется, что чем сильнее хлещет дождь, и чем отвратительнее детали разговора, тем вкуснее становится угощение. В данном случае налицо имелись все необходимые условия для приятного вечера.
— Ой, до чего же он был бледен, бедняжка, когда вернулся! — вспоминала кухарка, миссис Петтикен. — Я видела его, когда мне приказали принести ему грелки. Им понадобилось целых три: одну приложили к ногам, одну — к спине, и большую резиновую — на живот. Он был бледный и весь трясся. А уж как его выворачивало — вы даже не представляете!
— А мне он показался зеленым, — сказала Ханна Вэстлок. — Можно даже сказать, что он был желто-зеленым. Я решила, что у него желтуха начинается, как во время тех приступов, которые были у него весной.
— Да, у него тогда был ужасный цвет лица, — согласилась миссис Петтикен, — но его никак нельзя сравнить с последним разом. А ноги у него жутко болели, и судорогами их так и сводило. Это очень встревожило сиделку Уильямс — она была милая молодая женщина, совсем не заносчивая, не то что некоторые. «Миссис Петтикен, — сказала она мне (а я бы сказала, что это гораздо любезнее, чем когда тебя зовут «кухарка», как это делает большинство, словно это они платят тебе жалованье и имеют право лишать тебя имени), — миссис Петтикен, — сказала она, — я в жизни ничего подобного не видывала, если не считать одного больного, который страдал точь-в-точь так же. И попомните мои слова, миссис Петтикен, эти судороги у него неспроста». Ах! Я тогда даже не подозревала, о чем это она говорит
— Это обычное дело при отравлении мышьяком, по крайней мере, так мне сказал его светлость, — ответил Бантер. — Очень неприятный симптом. У него прежде не было ничего подобного?
— Ну не такое, чтобы это можно было назвать судорогами, — сказала Ханна. — Но я помню, что, когда он болел весной, то жаловался на подергивание в руках и ногах. Если я правильно запомнила его слова, то это было похоже на покалывание после онемения. Это его тревожило, потому что ему срочно надо было закончить какую-то статью. А тут у него еще глаза стали плохо видеть, так что бедняге было очень трудно писать.
— Судя по тому, что сказали джентльмены, представлявшие обвинение, когда обсуждали вопрос с сэром Джеймсом Люббоком, — проговорил Бантер, — я заключил, что это покалывание и ухудшение зрения были признаком того, что он получал мышьяк регулярно, если можно так выразиться.
— Какая она, наверное, страшная и порочная женщина… — сказала миссис Петтикен. — Скушайте еще плюшку, мистер Бантер, скушайте! …Чтобы так долго мучить бедняжку. Я могу понять, когда проломят голову или сгоряча ударят кухонным ножом, но, по-моему, ужасы медленно Действующего яда — это дело рук дьявола в человеческом обличье!
