Мендель проследил за взглядом сына.
— Ты его знаешь?
Либерман повернулся.
— Что, прости?
— Доктор Фрейд, — сказал Мендель ровным голосом.
Либерман был поражен, что отец знает, как зовут этого человека.
— Да, я его знаю. Только это профессор Фрейд.
— Значит, профессор Фрейд, — сказал Мендель. — Но профессором он стал совсем недавно, так?
— Несколько месяцев назад, — ответил Либерман, подняв брови. — Откуда ты знаешь?
— Он ходит на собрания ордена.
— Какого ордена?
Мендель нахмурился.
— «Бнай Брит».[1]
— Ах да, конечно.
— Хотя и непонятно зачем. Я не знаю, что он за еврей, не похож он на человека, верящего во что-либо. А что касается его идей… — Мендель покачал головой. — В прошлом году он как-то вел у нас дискуссию. Это был настоящий скандал. Ты его хорошо знаешь?
— Довольно хорошо… Мы иногда встречаемся, обсуждаем его работу.
— И что? Ты думаешь, в этом что-то есть?
— Книга о нервных расстройствах, которую он написал в соавторстве с Бройером, гениальна, а «Толкование сновидений» — это… просто шедевр! Конечно, я не со всем согласен, но думаю, предлагаемые им методы лечения очень полезны.
— Тогда ты принадлежишь к меньшинству.
— Несомненно. Но я убежден, что учение профессора Фрейда, которое он называет психоанализом, получит широкое распространение.
— Но не в Вене.
— Не знаю. Некоторые мои коллеги, молодые психиатры, очень интересуются его идеями.
Мендель нахмурился:
— Кое-что из того, что он говорил в прошлом году, было просто неприлично. Мне жаль его пациентов.
— Я первым признаю, — сказал Либерман, — что в последнее время он чересчур озабочен интимной жизнью пациентов. Однако его видение человеческого мозга выходит далеко за рамки наших животных инстинктов.
Профессор все еще стоял у двери с метрдотелем. Внезапно он расхохотался и хлопнул собеседника по спине. Похоже, метрдотель рассказал ему что-то забавное.
— Боже мой, — сказал Мендель, — надеюсь, он идет не сюда. — Отец облегченно вздохнул, увидев, что профессора Фрейда провели к столику вне поля их зрения. Мендель хотел еще что-то сказать, но остановился, когда подошел Бруно с десертами.
— Штрудель с творогом для господина Либермана и «Седло оленя» для доктора Либермана. Еще кофе? — Бруно указал на пустую чашку Менделя.
— Почему бы нет? Мне кофе с молоком и еще один «Мокко» моему сыну.
Мендель с завистью посмотрел на пирожное сына — большой глазированный шоколадный бисквит, по форме напоминающий седло оленя, с начинкой из абрикосового джема, посыпанный миндалем. Его собственный заказ выглядел менее аппетитно — обычная булочка со сладким творогом.
Либерман заметил долгий взгляд отца.
— Тебе надо было тоже это заказать.
Мендель покачал головой:
— Пинч советует мне худеть.
— Ну, если ты будешь увлекаться десертами, точно не похудеешь.
Мендель пожал плечами и начал жадно есть свой штрудель, но прекратил жевать, когда от мощного удара грома задрожали стекла.
— Похоже, гроза будет сильная, — сказал Мендель, кивнув в сторону окна. На улице заметно потемнело.
— Максим, — продолжил Мендель, — у меня был повод для встречи с тобой сегодня. Особый повод.
«Вот оно», — подумал Либерман. Наконец станет ясна цель их встречи. Либерман мысленно собрался, все еще не зная, чего ожидать.
— Возможно, ты думаешь, что это не мое дело, — добавил Мендель, — но… — Он внезапно остановился и стал вилкой играть с кусочком штруделя.
— В чем дело, отец?
— Я на днях разговаривал с господином Вайсом, и… — Он снова не закончил фразу. — Максим, — продолжил он более решительно, — кажется, вы с Кларой хорошо ладите, и вполне понятно, что господин Вайс хотел бы узнать, каковы твои намерения.
— Мои намерения?
— Да, — сказал Мендель, глядя на своего сына. — Твои намерения. — И снова принялся за пирожное.
— Ясно, — произнес Либерман в некотором замешательстве. Он знал несколько тем, которые могли интересовать его отца, но никак не думал, что к ним относятся его отношения с Кларой Вайс. Теперь это упущение стало очевидным.
— Ну, — ответил Либерман, — что я могу сказать? Мне очень нравится Клара.
Мендель вытер рот салфеткой и наклонился вперед.
— И?
— И… — Либерман посмотрел в строгие глаза отца. — И… я думаю, мои намерения заключаются в том, чтобы в свое время… — Теперь настала его очередь подбирать слова.
