— Итак, мисс Лидгейт, — сказал профессор, все еще стоя спиной к ней и задумчиво глядя на свои производные, — чем могу помочь?
— У меня есть вопрос, относящийся к области ваших исследований.
— У вас вопрос по баллистике?
— Да, господин профессор. Недавно я увидела вашу монографию по расчету траекторий и нашла ее очень интригующей.
Профессор замер и, медленно повернувшись, внимательно посмотрел на Амелию. Он вглядывался в нее через стекла пенсне в черепаховой оправе, которое балансировало на кончике его носа. Его ноздри раздувались, как у дикого животного, которое почуяло запах хищника.
— Интригующей, вы сказали?
— Да, очень, и у меня вопрос относительно пуль и их целостности. — Профессор продолжал, не отрываясь, смотреть на нее. — Насколько я понимаю, вы очень занятой человек, господин профессор, мне не хотелось бы отнимать слишком много вашего драгоценного времени, потому я взяла на себя смелость изобразить задачу в виде формулы. Пожалуйста, будьте так любезны, посмотрите.
Амелия встала, вынула из сумки лист бумаги и передала профессору. Хольц снисходительно взглянул на ее математические выкладки и почти сразу произнес презрительное «Пфа!».
Амелия почтительно помолчала, а потом спросила:
— Здесь есть ошибка?
— Дорогая моя, — сказал Хольц, — вы же не собираетесь приписать букве «тета» обозначенные параметры? Это же элементарная ошибка!
Хольц бросил листок обратно Амелии, которая успела схватить его до того, как он спланировал на пол.
— При всем моем глубочайшем уважении к вам, — сказала Амелия, — это не ошибка, у меня была веская причина, чтобы присвоить «тете» эти значения. Дело в том, что мне нужно получить ответ на необычный вопрос.
Профессор снова заинтересованно посмотрел на Амелию, втянул носом воздух и спросил:
— Какой вопрос?
Девушка уснула. Перед тем как уйти, Браун остановился и посмотрел на нее. Совсем молоденькая, наверное, немногим больше семнадцати лет. Она была славянка, мадам Матейка говорила, что родом из Галиции. Откуда бы она ни была, ее немецкий был ужасен, и Брауну приходилось выражать свои пожелания жестами и мимикой. Девушка внимательно смотрела на него умными серьезными глазами и выполняла все его инструкции с необыкновенной фантазией и трудолюбием.
Фелка пробормотала что-то неразборчиво во сне, издала несколько звуков, похожих на мяуканье, и перевернулась на другой бок. Одеяло сползло с нее, открывая приятный глазу ландшафт изгибов тела, простирающийся до самой копны тугих черных кудрей. На ней все еще были хлопковые чулки и подвязки.
Испытывая странные и нетипичные для него жалость и благодарность, Браун нашел в кармане мелочь — ничтожную кучку серебряных монет по десять геллеров — и оставил на столе. (Девушке достанется очень мало из тех денег, которые он заплатил мадам Матейке.) На холодной жаровне он заметил миску с мутной жидкостью, в которой лежали палочка и губка. Фелка забыла про спринцевание, но это была не его проблема. Браун пожал плечами и осторожно пошел к двери.
Половицы скрипнули, когда он проходил по коридору наверху. Из-за порыва ветра застучала оконная створка, и пламя свечи затрепетало в его руке. Шаря другой рукой по покрытой плесенью стене, он осторожно спускался по шаткой лестнице. Прежде чем дойти до самого низа, он заглянул поверх перил. Комната, как всегда, была плохо освещена, а облако густого дыма висело в воздухе. На низких диванах расположились два господина. Один спал, съежившись и напоминая кучу ненужных тряпок. Другой сидел и курил бурлящий кальян. Это был граф Заборски.
Браун ощутил беспокойство, но его истощенное тело было слишком слабым, чтобы вынести это. Его сердце, побившись в немного ускоренном режиме, перешло на более спокойный темп, и дыхание снова стало ровным.
Он спустился по лестнице, подошел к низкому турецкому столику и, поставив свечу рядом с кальяном, шлепнулся на диван около спящего человека, чье тело при близком рассмотрении не стало более похожим на человеческое. Браун пальцами погасил пламя свечи и стал смотреть, как тонкая струйка серого дыма поднимается вверх, словно покидающая мертвое тело душа.
