Сестра Рупиус и Штефан Каннер шли навстречу друг другу. Оба были в пальто.
— Добрый вечер, Сабина.
— Герр доктор…
Они свернули в коридор и пошли рядом.
— Пожалуйста, зовите меня Штефан. — Он сделал вид, что посмотрел на свои карманные часы. — Рабочий день уже закончился.
Щеки сестры Рупиус немного покраснели от такой фамильярности.
— Вам далеко идти?
— В Йозефштадт.
— Ну, это не очень далеко.
— Да.
Каннер отчаянно хотел продолжить разговор, но не мог придумать, что сказать. Сабина Рупиус пришла ему на помощь.
— А вам куда, герр док… — она запнулась. — Штефан?
— Мариахильф.
— Вы давно там живете?
— Недавно, я переехал из Дёблинга в январе.
— Я помню Мариахильф. Отец брал меня туда смотреть «Волшебную флейту», почти на каждое Рождество.
— В театре «Ам дер Вин»?
— Да.
— Очень милый старый театр. Знаете, его недавно привели в порядок.
— Правда?
— Я хожу туда довольно часто. А вы ходите в театры?
— Не так часто, как надо бы. Или как хотелось бы.
Она повернула голову, глаза ее блестели.
«Она ждет, что я ее приглашу? Похоже на то…»
Каннер нервно сглотнул; но когда он открыл рот, чтобы что-то сказать, удачный момент был уже упущен. Он увидел, что к ним идет Брунхильда Грюцнер — самая строгая сестра-хозяйка больницы. Он увидел, как на лице сестры Рупиус вместо ожидания появился испуг, а потом разочарование.
Сестра Грюцнер издалека поприветствовала их:
— Добрый вечер, герр доктор. — Потом, оглядев Сабину с нескрываемым неодобрением, отрывисто добавила: — Сестра Рупиус.
— Добрый вечер, сестра, — ответили они хором, бессознательно отодвигаясь друг от друга. Все знали, что сестра Грюцнер категорически не одобряла общения молоденьких медсестер с докторами. Эта женщина обладала необыкновенным даром замечать зарождающиеся романы.
Каннер дождался, когда шаги сестры Грюцнер затихнут вдалеке, и попытался возобновить прерванный разговор.
— А вы знаете, что в самый первый раз «Волшебная флейта» была поставлена именно в этом театре?
— Да, — ответила Сабина Рупиус и сразу подумала, что, наверное, лучше было бы притвориться незнающей. — Да, я это знаю.
Они оба улыбнулись, но не могли не заметить обоюдной неловкости. К счастью, от этой щекотливой ситуации их спасло неожиданное появление нескольких людей из кабинета Грунера. Носильщики в коричневых фартуках несли большие ящики к лестнице.
— Он уходит из больницы? — прошептала Рупиус.
— Похоже, уже ушел, — ответил Каннер, заглянув в кабинет.
— Ваш друг будет очень рад.
Штефан засмеялся:
— О, да! Надо признать, Грунер и Макс никогда не ладили.
— Интересно, что случилось?
— Эта проверка… Видимо, его уволили.
— Или он сам ушел.
— Да, так неожиданно.
— У нас будет новый профессор?
— Да, будем надеяться, что новый окажется лучше старого.
Кивнув носильщикам у лестницы, они стали спускаться на первый этаж. Хотя они не разговаривали, молчание уже не было неловким.
Когда они спустились в фойе, Каннер вдруг почувствовал, что нужно немедленно что-то предпринять. Они выйдут на улицу и отправятся каждый в свою сторону: она — в Йозефштадт, он — в Мариахильф. Он должен что-то сделать, должен.
Вечер был приятно теплым, и они оба остановились на крыльце больницы. Сабина Рупиус посмотрела на своего спутника — ожидание опять светилось в ее взгляде.
— Сабина… — произнес Каннер. — Вы хотели бы сходить в театр? Завтра вечером? Конечно, я пойму, если…
— С удовольствием, Штефан, — просияв, сказала сестра Рупиус.
— Что ж… прекрасно. Это замечательно, — пробормотал Каннер.
Они стояли некоторое время, глядя друг на друга, а потом Сабина произнесла:
— Мне пора.
Она быстро оглядела двор и, убедившись, что вокруг никого нет, протянула Каннеру руку. Он взял ее и поцеловал пальцы.
Сестра Рупиус улыбнулась, повернулась и неторопливо пошла — ее бедра грациозно покачивались при каждом шаге.
