Он посмотрел на меня так, словно бы грозный Кинг Конг в этот самый момент вглядывался в молекулу и в упор не замечал ее. А сколько немого отвращения было в этом его взгляде — даже, пожалуй, что и словами не передашь! Меня аж передернуло от неожиданности.
— Док, а ты разве не знаешь? — Уилф громко втянул в себя ноздрями воздух. — На том самом месте — а я очень надеюсь, что мы с тобой сейчас имеем в виду одно и то же: расхождение Двадцать восьмого шоссе, — еще каких-то два десятка лет назад располагалась захудалая, в общем-то, церквушка, в которой однажды отпевали Джона Парсона, местного благодетеля, построившего тот мусороперерабатывающий завод в Хеннеси, который проклятые коммунисты прикрыли в две тысячи третьем, и который до самых последних своих вздохов (Боже мой, какой же все-таки чудовищной была его смерть!) должным образом справлялся со всеми нашими бумажками, пластиковыми упаковками и контейнерами для еды, а иной раз даже и с использованными презервативами, да разорванными в пух и прах женскими трусиками. С тех пор так уж оно и повелось — называть тот участок автодороги подобным образом. Именно развилкой Джона. Джона Парсона. Неужели я для тебя сейчас открыл Америку, товарищ душевед?
Произнеся свою последнюю фразу, Уилф криво усмехнулся.
Товарищ душевед. Признаться, до этого самого момента никто и никогда в жизни не называл меня так.
— Надо же, мистер Каррик, я об этом, честно говоря, и не знал, — мне стало немного стыдно за свои скудные познания в истории родного для меня края. Единственное, что могло бы меня хоть сколько-нибудь тут реабилитировать — так это, как мне показалось, спасительная (хоть, быть может, что и достаточно эгоистическая по природе своей) мысль о том, будто я все-таки черт подери неплохой психоаналитик (душевед, ха-ха!), а для всего этого надо очень много учиться и работать над собой. Все это дело отнимает слишком уж много времени, которое с тем же успехом можно было бы истратить на исследования родной истории, будь я каким-нибудь обычным рабочим на заводе или же клерком где-нибудь в канцелярии. Вот потому-то как раз и получилось все то, что получилось.
Он откашлялся в кулак.
— Ничего, док, бывает. Зато ты, как мне кажется, к черту прекрасный специалист в вопросах, касательно душ наших (что намного важнее всего прочего!), и я очень даже удачно заглянул к тебе на огонек.
И вновь во мне проснулось то чувство, как если бы человек этот каким-то непостижимым образом узнал вдруг о том, что творится в моей голове и мыслях в данный момент. Не сказать, чтобы в этот миг по телу у меня пробежалось стадо мурашек (не уверен, что данные особи вообще могут передвигаться подобным образом), но именно к этому все шло. Не спеша, но упорно.
— Док, что ты ел сегодня на обед? — спросил вдруг после совсем коротенькой паузы Уилфред, и меня этот его вопрос, надо сказать, порядком поставил к стенке. То есть, смутил.
«Получается, что это все-таки ты меня лечишь сейчас, засранец», — вновь мысленно отметил про себя я, а потом подумал вдруг, что абсолютно откровенно отвечу ему на этот вопрос. Никакого секрета тут нет, все мы едим, спим, посещаем уборную и иногда делаем то, что несколько ранее сам Уилф охарактеризовал не иначе, как «давить одноглазого». Мне было интересно другое: каким именно образом человек этот использует в следующий момент полученную от меня информацию. Говоря другими словами — зачем он об этом сейчас спрашивает? Что именно стало для него побудительной причиной для постановки данного вопроса? Ведь, как мне казалось, все это было неспроста.
— Думаю, не погрешу сейчас против истины, — я очень старался сохранять спокойствие, по крайней мере, внешне, — если доложу вам, мой друг, о том, что тот великолепного вида и вкуса телячий стейк, что его для меня поджарила мисс Роджерс в закусочной за углом, — едва ли не самая аппетитная вещь из всех ей подобных, что когда-нибудь вообще могли бывать у меня во рту.
Последние два слова должным образом отразились в моих ушах своим несколько необычным звучанием (и, пожалуй, что, значением, раз уж на то пошло — вы, конечно же, прекрасно понимаете, о чем я сейчас толкую!), но я успокоил себя тем, что Уилф почи наверняка не станет слишком уж досконально разбирать этот мой ответ, цепляясь буквально к каждому слову. Ему почти наверняка все это не нужно.
