После нашего прибытия в Землю людей Ассу отвезли вниз по Реке, туда, где на тучных заливных лугах паслись стада, принадлежавшие знатным господам из города Амона. Мать ни разу ничего не слышала о нем, пока несколько дней назад… тут она остановилась, не в силах продолжать. Но наконец, то и дело прерывая свой рассказ рыданиями, она сообщила мне вот что.
Асса поссорился с другими пастухами. То ли он подшутил над ними, а они не терпели шуток – к тому же шуток чужака, – то ли они несправедливо обошлись с ним, а он этого так не оставил. Так или иначе дело дошло до драки. Он, хотя и дрался один против троих, одного уложил насмерть, второго тяжело ранил и, наверное, одолел бы и третьего, если бы со всех сторон не сбежались люди, которым удалось его усмирить. Потом Ассу судили и сослали в рудники – в пустыню, где не было воды и где люди томились от голода и жажды.
В пустыню! Я-то знала, что это такое! Долгих четыре дня мы тащились по долинам; среди скал, изрезанных глубокими расщелинами. Если бы не мои братья, я бы осталась там навсегда и мои кости белели бы у дороги. Но они взвалили себе на спину еще и ношу моей матери, и тогда она смогла, несмотря на жару и жажду, донести меня туда, где мы наконец увидели зеленую Землю людей.
А теперь изо дня в день мой брат Асса будет видеть только солнце и скалы, терпеть жару и жажду?
– Не можешь ли ты помочь? – запинаясь, произнесла мать, а мне вдруг стало ясно, как сильно она постарела. – Попроси царицу освободить его! Царицу! Попросить ее, чтобы она его освободила? Ох, как только мать могла вообразить себе, что я, Мерит, гусиная служанка, осмелюсь заговорить с царицей?
С того дня, когда я встретила ее первый раз, она больше не сказала мне ни слова. Едва ли она вообще замечала меня, когда за столом, за трапезой собирался весь двор, а я стояла за стулом царевны и обмахивала ее веером. Никому не было позволено останавливаться перед царицей и обращаться к ней со словами. Даже Сенмут, ее любимец, которого она сама возвысила над остальными, мог говорить с нею только если она этого потребует.
Самое большое, что я могла сделать для Ассы, это рассказать о нем Сенмуту. Может быть… в благоприятный момент… если он, как это однажды уже было, ущипнет меня за щеку. Но даже и тогда… хватит ли у меня смелости?
И вообще, кто знает, когда я его увижу? Он не появляется теперь целыми днями, а вчера не пришел и Унас. Говорили, что Хатшепсут собирается расширить и украсить заупокойный храм, который некогда был возведен ее отцом. Поручили это Сепмуту, возглавившему все строительные работы, а помогал ему Унас, сын его сестры. Пока их обоих не было, Аменет снова взяла верх.
Дорога, по которой я возвращалась домой мимо огромных дворцовых построек, показалась мне в тот день нескончаемой. Я шла очень медленно. Еще больше, чем прежде, меня угнетала мысль, которая все эти дни камнем лежала у меня на сердце и от которой я хотела освободиться, излив свою тоску на груди у матери. Наконец, я совсем остановилась. Перед моими глазами уже вырисовывались темные очертания дворца, мне даже показалось, что издали доносится пронзительный голос Аменет. Если бы только я могла тихо и незаметно проскользнуть в свою каморку, броситься на лежанку и заснуть! Но разве удастся избежать неприветливого приема Аменет и утомительной болтовни Небем-васт?
Я так и не решилась войти, а упала на траву за фиговым деревом, чьи раскидистые ветви укрыли меня от посторонних взглядов. Луна узким серпом стояла на западной стороне неба. Цикады выводили свою ночную песню.
Вероятно, я заснула, но меня разбудил шум приближавшихся шагов. Во всяком случае, я проснулась и очень напугалась, когда увидела, что совсем близко двое мужчин прислонились к широкому стволу. Хотя они говорили очень тихо, я все же понимала каждое их слово.
– Царь? – спросил один. – Он собирается прийти?
– Да, на Праздник долины! – ответил другой. – Чтобы принести жертву при всем народе!
– Но как ему это удастся?
– Там уже все готово. Только нам здесь нужно…
– Нет! Только не я! Это может плохо кончиться!
– Ты не должен колебаться, Руи… Одно солнце восходит на востоке, другое опускается в царство Осириса. Потому что на небе не могут одновременно быть два солнца!
