– Тише! Кажется, там что-то зашевелилось. Пойдем отсюда!
Луна уже зашла. Во дворце темно. Конечно, все спали. Если я сейчас прошмыгну к себе в комнату, меня никто не заметит.
Но как же быть? Дверь была заперта! Я скорчилась в какой-то нише рядом со входом. Ложе было жестким. И все же мне, наверное, удалось бы заснуть, если бы не множество мыслей, беспорядочно теснившихся в моей голове. Асса, мой брат! Одно солнце встает, другое заходит… Смогу ли я тебе помочь?.. Заходит в царство Осириса… Выслушает ли меня Сенмут, когда я его попрошу?.. Не могут одновременно сиять на небе два солнца… Какое до этого дело тебе, мой брат, ведь ты томишься под землей и не видишь ни одного?.. Царь появляется!.. Какой царь? Макара? «Сын Исиды!» – Кто произнес эти слова?
Я вскочила со своего ложа и огляделась. Никого не было видно. Меня била дрожь. Может быть, потому что северный ветер дул сильнее, чем днем? А может быть?.. «Пойди к Сенмуту! Расскажи ему о том, что услышала! А он поможет твоему брату!»
На востоке заалели зубцы гор, когда первые звуки возвестили, что дворец проснулся. Открылись ворота и пропустили водоносов. Я проскользнула внутрь и прокралась в свою каморку. Заспанная Небем-васт повернулась на своей лежанке и прошептала:
– Хорошо было на воздухе, малышка? Ничего не понимая, я посмотрела на нее. Она подмигнула мне:
– Да не красней! Я не выдам тебя. Вчера вечером я обманула даже Аменет. Ну и рано же ты начинаешь! Когда я была такой молодой, как ты…
Она хихикнула. Я не мешала ей болтать. Правда, я не поняла, на что она намекает, но это было неважно. Если б только полежать немного!
Я, должно быть, сразу же заснула и испугалась, когда ко мне подошла Аменет. Однако лицо у нее было не злое, а на редкость сияющее.
– Иди, спой своей госпоже утреннее приветствие, девочка! – сказала Аменет. – У нее сегодня большой день!
В комнате перед покоями Нефру-ра стоял одетый во все белое человек старый жрец без парика, с гладким черепом. Мы опустились на колени и запели:
Пробудись в мире, царская дочь!
Пробудись в мире!
Амон поднимается и утренней ладье.
Пробудись в мире!
Око его сияет, сверкает дворец.
Пробудись в мире!
Он радуется свой дочери Нефру-ра.
Пробудись в мире!
Нам пришлось повторить песню несколько раз, прежде чем Нефру-ра хлопнула в ладоши в знак того, что она проснулась.
Но еще раньше ко мне подошел старый жрец и сказал:
– А теперь спой одна!
Я посмотрела на Аменет. Ее лицо окаменело. Я взглянула на Небем-васт. Ее глаза выражали насмешку. Что было нужно от меня этому человеку? И почему я должна петь одна?..
– Ну что ж, начинай! – и, как бы подбодрив меня, он запел «Пробудись в мире…» своим слабым старческим голосом.
Сначала голос у меня чуточку дрожал, как будто что-то попало в горло и никак не выходило наружу. Но потом я распелась.
Когда я закончила песню, жрец сказал:
– У нее ясный и чистый голос. Пока небольшой, но он окрепнет. Нам нужны такие голоса для хора на Празднике долины.
– Ты хочешь забрать малышку? – взвизгнула Аменет. – Ребенка…
Она, возможно, хотела еще сказать «гусиную служанку», но не успела, потому что Нефру-ра как раз хлопнула в ладоши.
Жрец пришел за царевной. Аменет была права, для той настал большой день.
Уже много лет носила Нефру-ра титул супруги бога. Хатшепсут отказалась от него в тот же день, когда возложила на себя царскую корону Обеих Земель: она все-таки не могла одновременно быть и царем и супругой бога. У супруги бога были свои обязанности, у царя – свои. Если супруга бога шла с систром во главе певиц Амона, когда бога выносили из его жилища, то царь занимал свое место в качестве главного из жрецов.
Многие годы, пока Нефру-ра была еще слишком молода, чтобы управляться с систром, слишком молода, чтобы выступать в праздничной процессии перед носилками бога, другая девушка исполняла вместо нее эти божественные обязанности. И вот теперь, на прекрасном Празднике долины, Нефру-ра впервые было разрешено приступить к священной службе – усладить богов звуками своего систра. Старый жрец должен был посвятить царевну в ее обязанности и отвести в храм.
