— Э! Тут люди!
— Не стесняйся! Задери.
Радим глотнул еще вишняка и подчинился. Где-то за спиной раздалось девичье хихиканье. Туровид строго цыкнул, и дворовых как ветром сдуло.
— Во! У тебя чудное пятно на теле. А Лука больно много читал. В одной из книг было написано про нечто подобное. Якобы большая чародейская сила у человека с таким пятном. Вот и решил он от тебя побыстрее избавиться. Сперва Лука тебя простой казнью хотел извести. А когда не вышло — чернокнижить начал. Тут, говорят, Волхов пару дней в другую сторону тек. В общем, сильно тебя достать хотел. Он как раз чарами вдарил, когда тебе тати голову снесли. Вот и получилось, что ты будто умер, а потом ожил, когда волшба по ложному следу пошла. Да еще гадину на тебя он наслал… Много ядов в тебе намешано.
— А я себя отлично чую. Мне б кун немного на путь-дорогу, а волшбу — ну ее. Будь что будет.
— Неправильно, Радим. Так и живот потерять недолго.
— Нашел чем пугать. Я вон голову терял. Ничего, опять на месте.
— Как знаешь. Без награды не уйдешь, не беспокойся. Гляди, что у меня есть.
Туровид извлек из-за пояса массивный медный ключ.
— Что такое?
— Ты там уже бывал. Следуй за мной.
Радим пожал плечами, но послушно зашагал следом за Туровидом. Они прошли через торг, миновали мост, который нынче обходился без вирника, и оказались в Детинце. По Бискуплей улице вышли к Святой Софии.
— Ох, неужто, о чем я подумал!
— Точно, Радим. Заслужил. Забирай, сколько на себе унесешь.
Радима долго упрашивать не пришлось. Скоро в его руках заискрились самоцветы, между пальцев заиграли золотые ручейки.
Получив нечаянное богатство, Радим долго не мог поверить, что он теперь один из самых состоятельных людей в Новгороде. Наверное, только бояре да княжьи огнищане могли похвастаться большим. Живя старыми привычками, скоморох не стал наряжаться в дорогие одежды, приличествующие его нынешнему положению. На торгу он купил добротный шерстяной кафтан, малоношеные сапоги, заплечный мешок, ярко расписанную личину, еще кое-какие вещи, подобные тем, каких он лишился, бегая от гридей епископа. На все про все Радим не потратил и сотой части того, что нагреб в Святой Софии.
Утомленный непривычной ролью покупателя, оглохший от зычных голосов торговцев, Радим сразу согласился остаться на ночь у гостеприимного Остромира. Скоморох предусмотрительно взял с Туровида слово, что тот не будет уговаривать его отправиться вместе в Киев. Туровид слово сдержал. Но поговорить о своей дальнейшей судьбе Радиму все же пришлось.
Только скоморох закрыл глаза, растянувшись на мягкой перине, как в одрину вошел Остромир. Радим поспешил приветствовать посадника:
— Господин великий боярин, благодарствую за кров и почет! Истинно, недостоин я этих благ.
— Может, и так, скоморох. А может, достоин гораздо большего. Оставайся у меня. Ни в чем не обижу. Ремесло твое, знаю, давно тебе опостылело. Более никто не посмеет о нем вспомнить. Будешь у меня по ряду жить. Гривны платить обещаю исправно. Ни в чем отказа не будешь знать. В Новгороде теперь я полновластный господин.
— Рад за тебя, великий боярин. Только почто я тебе? Кроме скоморошества ничего не умею.
— Не прибедняйся. Видел я тебя в деле. Как раньше, когда злое лихо одолел, так и нынче, когда великой силе книг древних противостоял. Владыка был большим знатоком по части волшбы. Тебя ж побить не сумел.
— То не моя заслуга. Сам не ведаю, как вышло.
— Вот, чтоб узнать, и оставайся. Будем вместе загадку разгадывать.
— Прости, великий боярин, не могу. Я за море еду.
— И когда отплываешь?
— Еще не ведаю. Надо с купцами поговорить, может, кто с собой возьмет.
— Не связывайся с этими разбойниками. Разденут и за борт вышвырнут. Ты теперь не бедствуешь. Купи себе лодь по нраву да людей — добрых новгородцев — набери. Я посодействую.
— Благодарствую, великий боярин! Мне даже в голову не приходило, что лодь могу приобресть.
— Привыкай. И не забывай о моей доброте. Надеюсь, ты еще вернешься в наши края.
Не прощаясь, Остромир вышел, оставив Радима наедине с думами. Может, в самом деле в Новгороде осесть? С тем золотом, что позвякивает в мешке, можно неплохо устроиться. А уж с расположением посадника он заживет припеваючи. Отстроит двор, заведет хозяйство, женится на Умилке… Вот ведь что в голову приходит! Она ж совсем девчонка, хоть и многое на своем горестном веку повидала. Да и не можно Радиму себя в роли мужа представить. Это ж постоянно о семье думать, цепями крепкими себя сковать. Нет! Такая жизнь не для тех, кто привык к свободе. Радиму судьба одна — вечная дорога.
