Возня в коридоре затихла. Потом началась заново, и Митя вновь появился на кухне – без плаща и ботинок.
– Ты что со мной сделала? – тихо проговорил он. – Можешь ноги вытереть. Можешь плюнуть… Я ведь даже уйти не могу…
* * *
– Ну, что ты, что? – он просительно-тревожно вглядывался ей в лицо.
Они сидели на неразложенном диване, полуодетые, взъерошенные, крепко вцепившись друг в друга, словно кто-то пытается их растащить, а они сопротивляются.
– Митенька… Я не должна была так говорить тебе. Получается, я настраиваю тебя против отца. Я этого не хочу. Просто не могу тебе врать. Я и вообще-то… не умею. А тебе – совсем не могу!
– Ничего… ты просто с ним не знакома, только слышишь, что говорят люди, а они…
– Давай не будем сейчас об этом, ладно?
– Ладно. Ты их увидишь – и маму, и папу, и…
– Митя… Мить, они меня не захотят. Я знаю.
– Да с чего ты взяла?
– Я не из их среды.
– Ну и что? Сами-то они из какой среды? Мама моя – такой же учитель… Только сейчас, можно сказать, живёт на уровне. Знаешь, отец ведь её до сих пор любит, он мне признался. Много для неё делает.
– Третья жена у него молодая?
– Ну, не сильно моложе, лет на шесть. У него с ней не очень. Если честно… у него баб хватает, так что… Стоп, я знаю, что ты сейчас скажешь! Я – не такой!
Соня предпочла промолчать.
– Он говорил мне – если бы твоя мама вернулась, я бы ни на одну тёлку не глянул, – добавил Дима.
– Мить… Твоя мама… Ни одна мать не захочет, чтобы… Я ведь старше тебя. Намного старше.
– Какое – намного! Чепуха, а не разница.
– Угу… И ещё – вот увидишь – они подумают, что я позарилась на твоё положение и деньги! В детском садике уже так считают…
– Сонь, не хочу обсуждать эту чушь!
– Нет у нас будущего, Мить… Ты когда-нибудь снова на девушек станешь смотреть. В сорок лет будешь молодым красавцем. А я… почти пенсионеркой.
– Только очень красивой пенсионеркой, – засмеялся он. – А если я стану выглядеть намного моложе, то пойду и вырву себе все зубы – буду шамкать, и ни одна девушка на меня не взглянет.
– Дурачок ты! – засмеялась в ответ Соня, но тотчас снова потускнела.
– Сонь… Ну что опять, а?
– Сегодня воскресенье. Я хотела пойти в церковь. И не смогла.
– Ну… ты же болеешь, да? Вот и не смогла.
– Да… болею. Серьёзно болею. Я не знаю, как туда идти. После всего… что мы… что я натворила.
– Подожди… Что плохого между нами произошло?
– Плохого – ничего. Просто – незаконное.
– А с ним? С ним было – законное?! – Митя резко приподнялся, всматриваясь ей в лицо.
– И с ним – нет. Но я вышла бы за него замуж. Со стопроцентной гарантией.
– Так что же не вышла? – неожиданно спросил он.
Соня даже не поняла сразу, почему он так говорит.
– А что – надо было?
– Нет, ну, ты же говоришь – «сто процентов». Ну и где же эти твои сто процентов… ну и где?
– Так ведь ты же, как ураган… все проценты насмарку. Из-за тебя всё, не из-за Жени. Мы откладывали – после траура… или… не знаю уже почему…
– Неважно! Я про то, почему он был, видишь ли, законным, ая – нет! Аргумент твой, про гарантии – полная хрень!
– Ты прав… Я сама виновата! Никогда нельзя решать за… высшие силы.
– Вот видишь! – довольно констатировал Дима. – И хватит… не произноси это имя, слышать не могу: «Женя то, Женя сё…»
– Да только с тобой-то все ещё хуже, – усмехнулась она. – Какие уж там проценты, я бы гроша ломанного на нас не поставила. Господи, Митя! Я же не потому, что ухватилась за тебя и в загс тяну… противно всё это выглядит… со стороны представить… бррр… Мне не это надо, я хочу жить по совести. А не получается, опять не получается! И то поглядеть – какая женитьба, неделю знакомы, ну какая?
– А как же ещё? По-другому – и ты не можешь, и я не хочу. Какие варианты?
– Закончить всё это… – выдохнула Соня. – Всё равно когда-то закончится…
– Что?! Ты – серьёзно? – Митя потерял дар речи.
– Не знаю… Прогнать не смогу. Может, ты сам? – она испытывала почти физическую боль от собственных слов. – Пожалуйста, а? Пока не поздно… пока не случилось чего-то ужасного… Запомним всё так, как было. Самые счастливые дни моей жизни. Нереально-счастливые. Других мне не надо… Я буду знать, что ты не бросил меня, что мы так договорились. Буду думать о тебе, и никогда никого больше…
