Эта перспектива Элизабет успокоила. И все же, прежде чем попрощаться с детьми и их отцом, она поддалась спонтанному порыву:
— Если столкнетесь с трудностями, мсье Моро, приходите, не стесняйтесь! Я живу в Дакота-билдинг, на Манхэттене, в апартаментах Эдварда Вулворта. Это возле Сентрал-парка. Я вам охотно помогу, и мне будет приятно снова повидаться с Луизоном и Агатой! А, Бонни мне машет! Паром скоро отчаливает.
Удачи вам и детям!
Молодая женщина вздрогнула, когда почувствовала, что ей в карман жакета что-то положили. Луизон отступил на шаг, когда Элизабет повернулась к нему.
— Я отдаю вам назад оловянного солдатика, мадам! — сказал мальчик своим звонким голосом. — Вы подарили мне еще и юлу, зачем мне две игрушки? И это был ваш талисман, я не могу взять его себе.
— Спасибо тебе, Луизон! Ты очень добрый мальчик. Мы еще увидимся, обещаю!
Бонни звала Элизабет по имени, Жан уже готов был бежать и привести ее силой… Молодая женщина еще раз чмокнула детей в щеку и пошла к своим. На душе у нее было тяжело.
В порту Нью-Йорка, через некоторое время
Мейбл, замирая от волнения, впивалась затянутыми в белое кружево пальцами в руку мужа. Среди сотен женских лиц они высматривали свою Лисбет, которая должна была прибыть на этом вот только что причалившем пароме.
— Эдвард, ты ее видишь? Ты видишь Лисбет? Она наверняка в светлом платье в цветочек, сегодня ведь так жарко! Чего они ждут, почему не спускают сходни?
— Дорогая, не стоит так волноваться! Возможно, она приедет на следующем пароме. Я же говорил, иногда иммигранты проводят на острове Эллис по многу часов. Жана Дюкена могли оставить на ночь, если он не ответил удовлетворительно на вопросы или если он болен.
— Не говори так! Не хочу об этом даже думать! Если придется ждать до завтра, я с ума сойду!
— А, кажется, я вижу Бонни! — радостно воскликнул мистер Вулворт. — Могу, конечно, и ошибаться, но…
— Где она? Скажи, умоляю! — потребовала супруга.
— Видишь ту пожилую даму в фиолетовом платье, с зонтиком? Бонни идет следом за ней! Да, я прав, это точно она!
— Слава тебе, Господи! Я ее вижу! Эдвард, помаши ей!
Вулвортов окружали толпы встречающих. Люди жались поближе к причалу, смеялись, перекликались. А еще — толкали друг друга и торговцев с тележками, нагруженными самыми разными товарами, которые работали тут же, на набережных. Было жарко, в порту пахло жареными во фритюре пирожками, жженым сахаром, потом и женскими духами. Пронзительные крики морских птиц то и дело пробивались через гул голосов и все остальные шумы.
— Лучше бы мы подождали в сторонке! — посетовал негоциант, которому такое оживление было в новинку. — А, наконец-то! Сходни спущены!
Первыми на берег спустилась группа мужчин в кипах — похоже, ортодоксальные евреи. Следом за ними — Бонни под руку с красивым мужчиной в светлом полотняном костюме.
— Эдвард, вот она!
Можно было и не уточнять: они оба смотрели на стройную молодую женщину в длинной темно-серой юбке и очень скромной черной блузке, с собранными в низкий шиньон волосами.
— Лисбет! Господи, это она! Эдвард, как наша девочка переменилась!
Глотая слезы, Мейбл бросилась навстречу своей обожаемой девочке, которую любила, как родную. Бонни и Жан шагнули в сторону, давая ей дорогу. Элизабет увидела, как приемная мать распахивает ей свои объятия, и ее восторженное лицо, и полные слез глаза.
— Ма! Милая моя ма, наконец-то я приехала! — слабым голосом проговорила она, пока Мейбл осыпала ее поцелуями, прижимала к сердцу. — Ма, если б ты только знала! Ричард погиб!
Больше ничего вымолвить Элизабет не смогла. Она просто стояла и упивалась переполнявшей Мейбл бесконечной нежностью, а та тоже плакала, не помня себя от счастья.
Подоспевший Эдвард услышал последние слова молодой женщины. Потрясенный страшной новостью, он обнял своих любимых жену и дочь.
— Едем! — сказал он. — Лисбет, наконец-то ты дома!
