Эти слова Жан Дюкен подкрепил поцелуем. Планы на будущее у этого нового гражданина Нью-Йорка были наполеоновские.
Дакота-билдинг, в тот же день, в тот же час
Элизабет разглядывала комнату, в которой, за малым исключением, все осталось таким, каким было в юности, и печально улыбалась. Мейбл, по ее просьбе, только что вышла.
— Хочу принять ванну, ма, милая, а потом немножко отдохну перед ужином, — пояснила она.
Молодая женщина действительно утомилась, но особенно ее тяготили эмоции, связанные с возвращением в Нью-Йорк. По дороге домой она в общих чертах рассказала приемным родителям, как погиб Ричард. И куда охотнее — о том, как они с Бонни, Жаном, корабельным капелланом и другими пассажирами лечили больных в трюме.
— Я делала что-то полезное, была на своем месте! — подчеркнула она. — Теперь я вдова и буду заниматься благотворительностью, заботиться о сиротах!
Застыв посреди комнаты, роскошно оформленной и обставленной, молодая женщина вспомнила это свое заявление. Что ж, исполнить намерение будет непросто, но Элизабет знала, что не отступит.
— В противном случае горе убьет меня, — тихо проговорила она.
Раздеваясь, Элизабет заметила на окнах новые занавески — очень красивые, из расшитого синей нитью тюля, а еще несессер с набором зеркал и расчесок для волос, серебряных, украшенных слоновой костью. То был подарок Вулвортов к ее возвращению. На инкрустированном комоде стоял великолепный букет белых роз. Столько приятных знаков внимания… Но горе Элизабет от этого стало только острее.
— Ричард, я по тебе скучаю! — прошептала она. — Знаю, сегодняшний вечер мы бы все равно провели порознь, но я бы радовалась, что увижу тебя уже завтра!
Муж, как того требовали правила хорошего тона, намеревался провести первые несколько дней по возвращении не в резиденции Вулвортов, а у своего отца.
— Ты хотел, чтобы я как можно полнее насладилась нашей встречей с ма и па! — проговорила она, вспоминая янтарные глаза Ричарда. — А еще — что твой отец будет рад пообщаться с тобой наедине, без своей прелестной невестки. Его прелестная невестка, твоя жена… Хороший мой, спасибо, что так сильно меня любил!
Несмотря на жару, Элизабет зябко поежилась. Распустила волосы, полностью разделась и только потом вошла в ванную комнату. Увидела свое отражение в зеркале, украшенном мозаикой. Вид собственного тела ее расстроил.
— К чему теперь красота? — со вздохом произнесла молодая женщина.
Темно-каштановые, чуть волнистые волосы прикрывали ее восхитительные груди
— крепкие, округлые. Элизабет вспомнила свои ощущения, когда муж посасывал ей соски, целовал внизу живота и между ног. Несколько дней нежности и разделенных удовольствий — и с Ричардом она снова обрела радость жизни.
Со слезами на глазах Элизабет включила воду. Шум струи, ударявшейся о мраморную ванну, только усилил нервное напряжение.
— Скольких еще дорогих мне людей я лишусь? — спросила она, ощущая беспросветную тоску. — Папа, мама, Ричард… Кто следующий? Кто? Господи, смилуйся надо мной!
И вдруг ей почудился хрустальный голосок. Это было похоже на религиозные песнопения, но только в мелодичных нотах угадывались слова, вполне достойные небесного хора: «Ты больше не одинока!»
Элизабет испуганно огляделась, хотя была уверена, что это послание прозвучало у нее в голове, а не вовне.
— Кто со мной говорит? — воскликнула она. — Мама? Мамочка, это ты?
Вся дрожа, она снова посмотрелась в овальное зеркало. Над головой — ореол света, который моментально исчез…
— Я схожу с ума от горя! У меня больше нет сил страдать!
Ей вдруг нестерпимо захотелось вернуться туда, в тесное нутро корабельного трюма, и быть с Луизоном и Агатой. Элизабет вскричала сердито:
— Это неправда! Я — одинока, в моей душе — холод, и я больше никогда не буду счастлива! Никогда!
Должно быть, Мейбл слушала под дверью, потому что она тут же постучала.
— Лисбет! Ты в порядке? Ты кричала, но по-французски, и я ничего не поняла. Милая, открой! Ты меня пугаешь!
— Ма, не волнуйся! — отвечала Элизабет по-английски у порога ванной комнаты. — У меня плохо с нервами, и иногда я начинаю жалеть себя вслух. Прости, пожалуйста! Я очень скоро приду к вам в гостиную!
