— Кто пришел, ма? — спросила Элизабет, снимая жакет.
— Жан, милая. Закрыл после обеда магазин и приехал. Думаю, решил сам забрать Бонни с сыном.
Элизабет при этом известии моментально напряглась. Уже много недель они с дядей были, что называется, на ножах, о чем Эдвард и Мейбл не знали.
— Жан приехал сюда? — удивилась Бонни. — Замечательно! Всю дорогу до дома будет нести сына сам. Он становится тяжелым!
— Ты права, — улыбнулась Мейбл. — Идем, посмотрим, чем там занят Антонэн. Норма исполняет любой его каприз!
Жан Дюкен, заслышав голоса, вышел из гостиной, куда его проводила домоправительница. И нос к носу столкнулся с племянницей, которая не пошла с Бонни и Мейбл.
— Догадываюсь, зачем ты здесь, дядя Жан, — прошептала Элизабет, еле сдерживая гнев. — Мог бы дать мне еще времени.
— Нет, ты имела его достаточно. Сегодня я дождусь-таки мистера Вулворта и поставлю его в известность. Я тебя предупреждал.
— Если ты это сделаешь, я никогда тебя не прощу, — пригрозила молодая женщина.
— А если не сделаю, это будет оскорблением памяти Гийома! Очень сомневаюсь, Элизабет, что отец одобрил бы твое поведение, будь он жив.
— Но папы нет на свете, и нечего мне об этом напоминать! Я вправе поступать, как считаю нужным, по велению сердца!
— Не сердца, а кое-чего другого, если спросите меня, — тоже очень тихо и зло прокомментировал Жан. — Большое несчастье, что Ричард погиб в море.
Мейбл, с малышом Уильямом на руках, прервала ссору.
— Блинчики готовы! Мы сегодня полдничаем в кухне, по-простому! — сказала она.
— Мы уже идем, ма! — ответила Элизабет.
Жан досадливо пожал плечами. Он всегда ощущал себя неловко в изысканном интерьере квартиры Вулвортов, да и цель визита, как бы он ни храбрился, была ему неприятна.
— Я достаточно натерпелась в жизни, дядя Жан, — продолжала молодая женщина. — Ты мне не опекун, поэтому дай жить спокойно! И перестань вспоминать про трагическую смерть Ричарда. Он спас тебя ценой своей жизни.
— Я этого никогда не забуду. Десять дней! Я даю тебе еще десять дней, — твердо произнес он. — А теперь идем есть эти чертовы блинчики, чтобы я поскорее мог забрать жену и сына домой!
Он зашагал к кухне, в своем коричневом саржевом костюме, руки в карманах. Элизабет провожала его взглядом, пока он не скрылся из виду. Застыв на месте, расстроенная, она услышала тоненький голосок Антонэна, здоровающегося с двоюродным дедом.
«Как он смеет вспоминать папу?! — недоумевала она. — Они, конечно, похожи, но только внешне. Дядя Жан — жесткий, категоричный эгоист. Но в итоге будет по-моему!»
Бродвей, пятница, 10 марта 1905 года, в час пополудни
Каждый раз, поднимаясь на седьмой этаж этого обшарпанного дома, Элизабет вспоминала жалкое жилище, в котором они с отцом провели первые несколько дней в Нью-Йорке. Потрескавшаяся штукатурка на стенах, запах жира и нечистоты, смутные шумы — все это ворошило в душе страхи маленькой девочки, которая осталась совсем одна в большом чужом городе.
— Ну, скорее открывай! — проговорила она, постучав наконец в сероватую деревянную дверь.
И привычное чудо свершилось: Анри Моро открыл и тут же заключил ее в объятия. Плохим воспоминаниям сюда ходу не было — молодая женщина предалась безграничной нежности, которую дарил ей возлюбленный.
Она успела привыкнуть к этой скромной маленькой квартирке, чистой и ухоженной, которая стала ее тайным убежищем.
Их с Анри связь продолжалась уже больше года. Жан Дюкен узнал о них три месяца назад, по нелепой случайности. И сколько Бонни его ни уговаривала, с тех пор он не упускал случая отчитать племянницу, напомнить ей о нравственности, приличиях и чести семьи.
Элизабет сначала не воспринимала его слова всерьез, потом взбунтовалась. У них с Жаном началась настоящая война, причем молодая женщина решительно отстаивала свое право на счастье.
— Ты припоздала, моя красавица. Я уже боялся, не придешь совсем, — шепнул Анри ей на ушко.
— Антонэн порезался как раз, когда я собиралась. Пришлось утешать, — объяснила Элизабет. — Он часто себя ранит. Сегодня вот полоснул ножом по большому пальцу на руке: хотел отрезать себе сдобной булки, причем большим ножом для жаркого.
