Костя с тоской смотрел на портрет горниста. При чем тут уроки? И зачем все спрашивать и спрашивать? Почему нельзя просто сказать: «Ученик Шмель, мы исключаем тебя из школы»? Разве обязательно сначала помучить, а потом исключить?
А Вера Аркадьевна смотрела на Костю. Она думала: «Вот стоит ученик Шмель. Я научила его читать и писать. Как быстро он вырос. У него уже - характер. Он уже обо всем имеет собственное мнение. Интересно, что он о нас думает? Например, обо мне. Наверное, что я противная старуха, что мне очень приятно мучить его вопросами. Может быть, он ненавидит меня в эту минуту. И от этого нам обоим трудно. Мне трудно помочь, а ему - понять. Конечно, можно пригрозить. Можно заставить его бояться. Но человек, научившийся бояться о детства, вырастает злым. А злоба - плохой спутник в жизни…»
Вера Аркадьевна задумалась. На какое-то время она забыла о Косте и Лине Львовне. Она смотрела на них, но не видела, погруженная в свои мысли. И только когда Лина Львовна снова шевельнулась на стуле, Вера Аркадьевна спохватилась. Исчезли тысячи лиц, только что проплывшие перед ее глазами. Остались Лина Львовна и Костя.
«Я слишком много вспоминаю, - подумала Вера Аркадьевна. - Слишком много. Наверное, это уже старость».
- Так почему же вы не пошли на сбор аптекарской посуды? Почему не пошел ты, Шмель? - сказала Вера Аркадьевна.
- Мы ходили на завод.
- На какой завод?
- Откуда нам станки привезли.
- При чем здесь станки?
- Они для школы.
- Теперь понимаю, - сказала Вера Аркадьевна уже не таким противным голосом. - Вы ходили на завод обменять станки? Так?
Костя молчал, наклонив голову. Он знал, что будет дальше. Сейчас Вера Аркадьевна спросит: «Разве вы не могли пойти в другое время?»
- А вы не могли выбрать другое время? - спросила Вера Аркадьевна.
- Мы с вечера договорились, - сказал Костя. - А потом нам объявили про пузырьки. А мы уже договорились…
Вера Аркадьевна внимательно взглянула на Костю. А Костя подумал: «Сейчас она спросит: «Значит, раз вы договорились, то для вас уже не обязательно подчиняться?»
- Вам дали станки? - спросила Вера Аркадьевна.
- Дали. И еще панели дадут, - оживился Костя, радуясь, что разговор уходит в сторону.
- Вы все ходили? - с удивлением спросила Лина Львовна.
- Весь класс! - с гордостью сказал Костя.
- А что ты натворил на собрании? - скучным голосом спросила Вера Аркадьевна.
«Про пузырьки спрашивать больше не будет», - промелькнуло в голове у Кости. И вдруг - на какую-то секунду - у него появилась надежда, что его сегодня не исключат. Ведь уже спрашивает про собрание, а не про пузырьки. Может быть, удастся объяснить Вере Аркадьевне и про собрание?
- Я ничего не натворил, Вера Аркадьевна. Честное слово!
- Почему же на тебя жалуются?
- Кто жалуется?
- Это неважно, - сказала Вера Аркадьевна. - Важно, что жалуются. Будь любезен, отвечай на вопросы.
- Я говорил, что не надо выбирать Дутова, а она говорит - надо.
- Кто «она»?
- Елизавета Максимовна.
- Значит, не «она», а Елизавета Максимовна. Тебе, Шмель, понятна разница?
«Исключит», - подумал Костя. И внезапно все стало ему безразлично. Ему больше не хотелось отвечать. Все они заодно.
- Куда хотели выбирать Дутова?
Молчание. Счастливый горнист с картины победно смотрел на Костю. Дать бы ему, чтобы не трубил!
- Костя, я тебя спрашиваю. - Голос Веры Аркадьевны уже не такой скучный.
- Звеньевым.
- Дутова? - с удивлением спросила Вера Аркадьевна.
- Дутова! - воскликнула Лина Львовна. - Вера Аркадьевна, ведь Дутов…
- Хорошо, Линочка, хорошо… - проговорила Вера Аркадь евна. - Дутова я знаю.
«Может, не исключат?» - подумал Костя.
- Костя, а с уроков тебя тоже напрасно выгоняли?
«Все-таки исключит», - подумал Костя. Ему было очень жалко себя. Он стоял - одинокий и беспомощный. Он отвечал на один вопрос, а ему задавали другой. И весь этот разговор не имел смысла - все равно исключат.
- Я жду, Костя.
- Не напрасно.
- Хорошо, что ты хоть это понимаешь, - сказала Вера Аркадьевна. - Но разве нельзя сделать так, чтобы не выгоняли? Ты думаешь, учителю приятно тебя выгонять? Ты ведь способный мальчик, Шмель…
Голос у Веры Аркадьевны уже совсем не противный. Она смотрит на Костю так, будто ей очень обидно, что есть на свете человек Константин Шмель, который способен сделать много хорошего и не делает этого. А Костя в этот момент думает, что сейчас самое время сказать про ракету и тогда еще можно на что-то надеяться. Ведь Вера Аркадьевна очень любит, когда говорят про ракету.
