Он положил ноутбук на колени брату.
– Руку.., правую…
Евгений подал руку, на запястье защелкнулся браслет наручника.
– Сиди, жди меня, ящик не вздумай открывать.
– Не буду.
Кириллу Андреевичу еще хотелось дать наставления, но он себя сдержал. Чем больше говоришь, тем скорее слова теряют цену.
– Сиди здесь, отсюда никуда не уходи, голоса не подавай, тебя сейчас нет, ты исчез.
И Кирилл Андреевич захлопнул дверь спальни. На своей “Волге” он приехал на работу и, подымаясь по лестнице, пытался копировать брата, рассеянно здороваясь с сослуживцами, потирая лоб и виски, дважды пожаловался на непроходящую головную боль. Ему, конечно же, посочувствовали, предложили таблетку. Он сказал, что совсем недавно принял, поэтому пока воздержится от препаратов.
– И так я какой-то заторможенный стал, и глаза подводят, резь какая-то с самого утра, будто песком сыпанули.
На работе он провел последнее короткое совещание, связался по телефону с Даниловым.
– Ну вот и настал день “X”, – грустно рассмеялся в трубку олигарх, – завтра вы отдохнете. Надеюсь, и я тоже.
– Вы-то, может, и отдохнете, а мне надо будет докладывать начальству, – сказал Кирилл Андреевич.
– В офисе у Спартака Ивановича уже все готово, нас там ждут.
– Тогда, как договорено, – уставшим голосом произнес Кривошеев, – жду вас у себя в управлении.
– Не люблю я вашу контору, Кирилл Андреевич. Даже подыматься не стану.
– Дело ваше, но, – сказал Кривошеев, – знаете пословицу: заплатил налоги – и спи спокойно.
– Вам бы все шутки шутить, а если бы вы со своими кровными расставались? Неужели у вас сон был бы сладкий и крепкий?
– Не знаю, не пробовал. Я налоги плачу своевременно, исправно.
Кривошеев слышал в трубке, что Данилов говорит с ним на ходу. До него доносились шаги по лестнице, затем мягко хлопнула дверца автомобиля, заурчал мотор.
– Дайте от вас отдохнуть, хоть пять минут.
– Завтра отдохнете, – отключив телефон, произнес олигарх.
Данилов сидел, раскинувшись на заднем сиденье “Мерседеса” и полуприкрыв глаза, сердце судорожно дергалось под дорогим пиджаком и не менее дорогой рубашкой. Впереди и сзади шли машины с охраной – два черных мерседесовских джипа. “Мерседес” Данилова, тяжелый, бронированный, шел ровно и мягко, словно парил на воздушной подушке. Чуть слышно поскрипывала кожа сиденья, в салоне пахло дорогим одеколоном.
– Слишком сильно ты надушился, – сказал Данилов водителю.
– Ваш подарок, хотел сделать приятное.
– В помещении он пахнет прилично, но в салоне…
Водитель понял, что спорить себе дороже, поэтому включил кондиционер. Хозяин был явно не в духе. Водитель краем глаза в зеркальце посмотрел на его лицо: хозяин был зол как собака, едва сдерживал ярость. “Наверное, сегодня нажрется, – подумал водитель, прекрасно зная привычки Данилова, – нажрется в усмерть, будет материться, как последний грузчик-алкаш, и куда весь шик денется. Даже дорогим коньяком можно ужраться так же, как самым дешевым самогоном”.
– У тебя есть сигарета? – процедил сквозь зубы Данилов.
– Так точно, – сказал водитель, открыв перчаточный ящик, крышка которого поблескивала красным деревом.
В ящике лежало несколько пачек – на все вкусы. Он понял: сейчас хозяин нуждается в крепких. Курил Данилов мало, сигареты три в день, поэтому и не носил их с собой.
– Может, сигару?
– Засунь ее себе в задницу.
– Понял, хозяин, – угодливо пробормотал водитель, протягивая пачку “Мальборо”.
"Если он трезвый такое говорит, что же вечером будет? Караул! Может сзади и бутылкой по голове заехать, если что-нибудь не понравится”.
Данилов закурил, морщась от запаха, которого в машине прежде никогда не было. Водитель никогда не позволял себе курить в машине, даже в отсутствие хозяина, хотя Данилов не просил его об этом. Береженого Бог бережет.
Джип впереди включил поворотник и ушел вправо. Черный бронированный “Мерседес” скользнул за ним, обходя череду машин, и остановился на перекрестке. Охранник заглянул в машину Данилова, стекло рядом с водителем медленно опустилось.
– Александр Владимирович, вы подниметесь?
– Нет, – выдохнул вместе с сигаретным дымом олигарх, – я его здесь подожду. И поторопите Кривошеева: Ленский вас ждет с нетерпением.