– Будь ты неладна, – пробормотал полковник налоговой полиции.
Рука потянулась к пачке с сигаретами. Небо хмурилось, плыли тяжелые низкие тучи, на западе то и дело вспыхивали молнии, изредка долетали звуки далекого грома, глухие, едва различимые в шуме оживающего города.
"Дождь – это кстати. Дождь – это к удаче”, – подумал Кривошеев, заходя в ванную комнату.
Он тщательно выбрился, затем долго одевался, расчесывал поредевшие пепельные волосы.
"Ну и вид у меня, – подумал Кривошеев, глядя в зеркало, – словно я выбрался из гроба, восстал из преисподней, а может, я и есть мертвец. Нет, Кирилл Андреевич, ты не покойник, ты станешь счастливым человеком, ты будешь обладателем миллионов, и весь мир ляжет у твоих ног”.
Кривошеев облизал пересохшие губы, сглотнул слюну, потуже затянул узел галстука. Рубашка, костюм, галстук, башмаки, часы – все было куплено накануне в двух экземплярах. Серый плащ висел на плечиках в коридоре. Рядом висел такой же. “Как братья-близнецы”, – подумал о плащах полковник налоговой полиции, надевая один из них и спускаясь вниз к машине.
Странное дело, волнение, раздражение и даже головная боль куда-то ушли, лишь пересохшие губы то и дело приходилось облизывать. “Перегорел, наверное”, – подумал Кирилл Андреевич, прогревая двигатель “Волги”.
Брат, уже одетый в ботинки, лежал поверх одеяла. Он лишь скосил глаза, когда Кирилл открыл дверь спальни.
– Чего лежишь, надо вставать.
– Вы приказали лежать.
– А теперь я приказываю встать. Ничего не забыл из вчерашнего, Кирилл?
Собственное имя он произнес с трудом, словно что-то в горле мешало. Евгений стоял у кровати, опустив руки по швам.
– Вид у тебя никчемный, – произнес Кирилл Андреевич.
Евгений громко похлопал себя по груди, пригладил волосы.
– Пошли, только очки надень.
Кирилл Андреевич специально хотел, чтобы брат хоть что-то делал сам. Евгений надел очки с темными стеклами и, уже привычно, взглянул в зеркало на свое отражение. Кирилл Андреевич отошел в сторону, чтобы брат не увидел его отражение в зеркале.
– Иди за мной. Ничего не забыл?
– Нет, все помню. Болит голова, очень болит, но теперь после лекарства…
– Что после лекарства?
– Стало лучше, сейчас пройдет. Брат говорил деревянным голосом, как робот. “Ничего, сойдет”, – решил Кирилл Андреевич и, придерживая брата за локоть, вывел его на лестничную площадку.
– Иди вниз, садись в машину.
Сам Кирилл Андреевич двинулся следом, следя за походкой брата. “Неужели я так выгляжу со стороны? Вид, прямо скажем, неприглядный. Деревянный Буратино какой-то”.
Двойник, как и учили, подошел к “Волге”, открыл заднюю дверцу, сутулясь, сел на заднее сиденье и подвинулся так, словно рядом с ним собирались расположиться еще двое.
"В точности выполняет указания, – довольно усмехнулся Кривошеев, – недаром я время убил, дрессируя придурка. Он мне не брат, он животное, овощ. Евгений погиб, прав был отец. И могила, значит, у него самая настоящая”.
Когда подъехали к дому, Кирилла Андреевича охватило волнение. “Черт подери, а вдруг Евгений признает двор, дом, лестницу, квартиру, обстановку. Что-нибудь в голове щелкнет, закоротит, потом разбирайся”.
Но Евгений Кривошеев действовал как заведенный, к окружающему миру относился безразлично, потому что имел о нем весьма примитивное представление: на стул можно сесть, на стол можно поставить локти, на вешалку можно повесить свою одежду…
– Значит, так, – приглядываясь к двойнику, произнес Кривошеев, – ты должен делать вот что.
Он взял его за локоть и повел в спальню.
– Сядешь на кровать и будешь ждать меня. Очки не снимай, – плащ он предусмотрительно повесил на плечики. – Ты меня понял?
– Конечно, понял, я все понимаю.
– Очень хорошо, – похвалил Кирилл Андреевич.
Он вышел из спальни, вернулся через несколько минут. Евгений за это время даже позы не изменил. Он смотрел в стену.
– Ты умеешь улыбаться?
– Могу, – сказал Евгений, и его рот растянулся в ужасной гримасе.
– Лучше не надо.
– Понял, не буду.
– Ничего не говори, кроме того, чему я тебя уже научил.
– Голова болит, лекарство помогло, сейчас уже лучше…
– Молодец, – подбодрил двойника Кривошеев. – Вот с этим чемоданчиком будешь сидеть.
