– Ну что, легче? – спросил Данилов.
– Да, надеюсь, лекарство поможет, уже немного лучше.
– Поехали.
Данилов держал у уха трубку телефона.
– Да, Спартак, мы уже едем. Тут заминочка, Кирилл Андреевич занемог. Но говорит, что уже лучше. Через полчаса будем у тебя. Да, накрывай стол. Кирилл Андреевич, он предлагает стол накрыть.
– Голова болит, – деревянным голосом произнес Кривошеев.
– Что-то вы мне не нравитесь, Кирилл Андреевич, может, отложим это дело?
– Сейчас пройдет, надеюсь, лекарство поможет… – с одной и той же интонацией упорно продолжал твердить Евгений Кривошеев.
Компьютер, пристегнутый браслетом к запястью правой руки, лежал у Кривошеева на коленях. Данилов всматривался в профиль Кривошеева. До этого им приходилось встречаться не очень часто.
Данилов втянул воздух, хищно шевельнув ноздрями. Что-то странное пробивалось сквозь густой запах одеколона, и это что-то очень забеспокоило Александра Владимировича Данилова. Почему-то вспомнилась больница, такой запах въедается в тело, пропитывает насквозь человека, как вода пропитывает губку. От него невозможно избавиться очень долгое время.
– Вы таблетки пили, Кирилл Андреевич?
– Да, я принял лекарство, надеюсь, оно поможет… – и опять та же заученная деревянная интонация.
Даже шофер нервно повел плечами. Он взглянул в зеркало, но в нем видел лишь шефа. Шофер привык чувствовать пассажиров спиной, затылком и готов был поклясться, что рядом с Александром Владимировичем сидит кто-то другой, не тот, кто сидел десять минут тому назад. Он даже обернулся. Нет, сидел Кривошеев. Странный, уставший, заторможенный таблетками, стекла темных очков, поблескивая, скрывали глаза.
– Что-то случилось? – спросил олигарх.
– Нет, почудилось.
– Если чудится, крестись.
И шофер, словно по приказу, перекрестился, быстро, судорожно, будто боялся не успеть.
Это было последнее, что он успел сделать в своей жизни. Водитель замыкающего джипа еле успел вывернуть руль вправо, оцарапав стоящие у тротуара “Жигули”. Он буквально пролетел сквозь волну огня и лишь тогда затормозил.
Бронированный “Мерседес” полыхал. Взрыв был огромной силы. В соседних домах на нижних этажах вылетели все стекла. Черный сноп дыма, медленно кружась, поднимался к небу.
"Мерседес” горел. Остановились машины, мгновенно произошло несколько аварий. Охранники выскочили из джипов, держа в руках оружие. Но разве можно помочь пистолетом своему шефу, запертому в бронированном полыхающем гробу.
– Там никого нет в живых, – тихо сказал охранник, глядя в гудящее пламя.
Из переднего джипа охранники с маленькими красными противопожарными баллонами в руках пытались подойти к горящему автомобилю, но им не удавалось даже приблизиться.
Завыла милицейская сирена, появились пожарные, “скорая помощь”, прохожих и просто любопытных отгоняли к тротуару. Гаишники принялись разворачивать поток машин, направляя их на другие улицы.
Откуда ни возьмись, словно стервятники на труп, набежали телевизионщики с камерами и микрофонами. Действовали бесцеремонно, понимая, что, задержись они на мгновение, начни испрашивать разрешения, – милиция прогонит. Они нагло рвались вперед, крича, что они свободная пресса и им нужна информация.
Капитан милиции, пару раз попавший на экраны телевизоров, а потому наученный, уже не пытался прикрывать камеру рукой. Он, наоборот, улыбался и говорил:
– Извините, господа журналисты, вы мешаете. Журналист явно пытался спровоцировать милиционера на превышение власти:
– Так вы нас отсюда прогоняете?
– Нет, вы мешаете.
– Кого убили, капитан? Кто-то сбоку крикнул:
– Кого надо, того и убили.
Оператор тут же развернулся на пятках, нацелив объектив на толпу. Один парень помахал рукой.
– Привет, мама! – крикнул он и, пригнув голову, спрятался за спинами.
– Ты что снимаешь? Огонь снимай, туда, туда! Пламя еще отражалось в мокром асфальте. Наконец пожарникам удалось залить автомобиль пеной. Теперь казалось, что сгоревший “Мерседес” занесло снегом. Машина была разворочена до безобразия.
– Красивый кадр, – произнес оператор, выключая камеру, – такого я еще не видел.
Через десять минут журналисты уже знали, кому принадлежит черный, заваленный хлопьями пены, бронированный “Мерседес”.