Интересно, о чем же она думает? Неужели ей не пришла на память хотя бы одна пленительная картина счастливого прошлого?! Неужели она столь же прекрасно владеет своими чувствами, сколь и поведением? Я страстно жду хотя бы одного взгляда, таящего воспоминание, нежность или заметное смущение, хотя бы тень многозначительной улыбки… Но я не вижу ничего, кроме спокойных глаз, какими смотрит родственница на близкого человека, встреченного на закате жизни. Неужели кончилась Малика, и ее источник иссяк?.. Но, во всяком случае, я покину эту квартиру с пустым колчаном только в случае поражения, и никогда не позволю трусости заставить меня раскаиваться всю оставшуюся жизнь. Наконец, собравшись с духом, я бросился в воду:
— Тебя не будет слишком стеснять, если мы скрасим наше одиночество, встречаясь время от времени?
— Заходи, буду рада, — спокойно ответила она, а потом, явно колеблясь, начала: — Но однако…
Я понял, что пришло ей в голову, и остановил:
— Мы же родственники, да и потом наш возраст не позволит дурно говорить о нас.
Она промолчала. Тогда я воскликнул в отчаянии:
— Значит, ты не согласна?!
— Этого я не говорила, — тотчас возразила она.
— Может быть, ты хочешь как-то регламентировать эти встречи?
— Да, об этом нам следовало бы подумать.
— Я прошу тебя говорить откровенно.
— Думай я иначе, так бы и сказала.
Тогда я с жаром заговорил:
— Мне очень нужны эти встречи: одиночество невыносимо, а у меня нет никого, кроме тебя, — ты же знаешь! И я часто думал об этом…
Слегка покраснев, она улыбнулась и прошептала:
— Я ведь тоже кое-что понимаю в жизни.
Я продолжал со все возрастающей смелостью:
— Так значит, нам обоим это нужно!
Она засмеялась, но все-таки промолчала. Я почувствовал, что мы словно бы переместились из одной эпохи в другую, и заключил:
— Одиночество горько, жизнь — тоже, и мне хочется чего-нибудь нового. Ты вот обзавелась новой мебелью…
— Моя квартира полностью обставлена заново. Покойный оставил мне приличную сумму. Вахид подарил мне спальню, Бекр — гостиную, а сама я купила столовую.
— А как ты справляешься с дороговизной?
— От пенсии мало проку, но Вахид и Бекр посылают мне все необходимое. Ну а ты-то сам что делаешь?
— Моя рука вечно лежит на сердце, отставниками никто не интересуется… Но я думаю начать новую жизнь.
— На пенсии?
— Чувствую я себя отлично, хорошо знаю английский и имею опыт в административных делах, так что хочу попытать счастья в какой-нибудь частной компании…
— Там платят большое жалованье.
— Но мои надежды еще больше…
— Что ж, отличная мысль.
— Хорошо, что ты ее поддерживаешь.
Мы снова замолчали, и я решил, что пора уходить:
— Мне пора возвращаться…
Она из вежливости попросила остаться еще, однако я встал и протянул ей руку, прощаясь…
Я шел тихим вечером, желая, чтобы хоть одно дуновение освежило неподвижный воздух. Если моя мечта и не осуществилась, то ведь она и не погибла.
В кафе «Ан-Наджах» я пришел с обновленной душой. Когда Хамада ат-Тартуши увидел меня, его лицо расплылось в улыбке:
— К тебе вернулась юность — никогда не видел тебя таким, как сегодня.
Я рассказал ему о сегодняшней встрече, находя в этом новый источник счастья. Выслушав меня, он заключил:
— Я настроен оптимистично, а ты?
Немного подумав, я сказал:
— Пятьдесят на пятьдесят…
— Да нет, побольше.
— Пожалуй.
— Она ведь могла сделать так, чтобы этот визит оказался первым и последним…
— Конечно!
— Не думаю, чтобы она не поняла твоих намерений.
— Хотелось бы верить…
— Послушай меня, я лучше знаю женщин. Но подумай, действительно ли она еще годится в жены?
— Могу поручиться, что Малика по-прежнему очень привлекательна… — бросился я уверять его.
Он, смеясь, стал давать советы:
— Послушай, осторожности ради, не слишком-то обольщайся. Внешность в ее возрасте ни о чем не говорит: тело, закрытое платьем, еще может казаться соблазнительным, но если его обнажить, то обнаружатся такие же выбоины и рытвины, как на наших улицах… Поэтому советую тебе, если все получится, занимайся любовью в темноте!
Я не мог удержаться от смеха. Отсмеявшись, я наконец ответил:
— Все-таки прежде всего мне надо добиться успеха!
