Вернулся торговец маслом. Он и рта не успел раскрыть, как директор набросился на него:
— Подождите! День Страшного суда еще не настал. В конце концов, мы ведь в государственном учреждении, а не на базаре!
Торговец в замешательстве попятился назад. А в комнату, узнав о случившемся, один за другим стали входить служащие из соседнего управления, и, конечно, с расспросами. Кто-то из них пытался пошутить, но шутку встретили угрюмым молчанием. Волнение охватило всех, никто не мог работать.
— Нет, я чувствую, что дело серьезное! Мы пропали… — заохал Ахмед. — Попытаюсь что-нибудь узнать у швейцара из министерства, — и стремительно выбежал из комнаты.
Вернулся он с криком:
— Швейцар уверяет, что видел его в девять утра, — тот выходил из дверей министерства! Да это хуже, чем катастрофа! — продолжал он внезапно осипшим голосом. — Неужели он способен погубить свою жизнь за какие-то там сто пятьдесят или двести фунтов?! Несчастный случай? А как мы протянем этот месяц?! О господи!..
Лютфи казалось, что время от времени взгляды сотрудников обращаются на него.
— Это ужасно, — проговорил он. — Вы, наверное, думаете, что мне не о чем беспокоиться? Уверяю вас, моя супруга не тратит ни копейки из своих денег…
Никто не отозвался.
— О Аллах! Нет бога, кроме Аллаха! — снова заголосил Ахмед. — Верите ли? Я хожу без копейки в кармане — ни выпить чашечку кофе, ни выкурить сигарету. Хожу пешком — нет денег на транспорт. Дети — кто в школе, кто в университете. Весь в долгах, а тут еще нужны лекарства. Что же мне делать? О Аллах!..
Во втором часу дня директор поднялся с места и уныло сказал:
— Надо довести до сведения главного инспектора.
Главный инспектор молча выслушал рассказ директора. Он был недоволен:
— Есть еще надежда дождаться его?
— По правде говоря, я уже не надеюсь, — слишком много прошло времени.
— А известно ли вам, — строго произнес инспектор, — что вы поступаете вопреки указаниям?..
— Да ведь во всех управлениях поступают так же, — помолчав немного, пробормотал директор.
— Даже если это и так, то чужие ошибки не оправдывают вашей. Напишите докладную записку, я представлю ее заместителю министра.
— Но всем очень нужны деньги, — не сдавался директор. — Подобного никогда еще не случалось с дядюшкой Ибрахимом.
— А что вы от меня хотите?
— Мы не получили жалованья и не расписались в платежной ведомости…
— Согласен, но это не снимает с вас ответственности за случившееся…
Снова наступило молчание. Директор выглядел потерянным. Инспектор занялся бумагами. Наконец директор встал и, тяжело ступая, пошел к выходу. Уже в дверях он услышал голос инспектора:
— Сообщите в полицию.
И вот уже почти все служащие управления переместились в полицейский участок. Сквозь толпу женщин они пробили дорогу к приемной дежурного офицера.
Директор изложил дежурному всю историю от начала до конца. Служитель управления, дядюшка Ибрахим, ему пятьдесят пять лет, поступил работать в министерство десятилетним мальчиком. Был рабочим в типографии, потом стал служителем. Оклад шесть фунтов. Секретари утверждают, что он хороший человек, но не без странностей: то слишком уж рассеян, то вмешивается во что-нибудь его вовсе не касающееся. Адрес? Живет в Дарб Хилла, 111. В краже никогда не был замечен, даже и не думали, что такое возможно.
Составив протокол, офицер заявил, что сначала надо убедиться в том, что подозреваемый не явился жертвой несчастного случая, а затем уже вести розыски. А пока служащие должны уйти.
Они покинули участок в полной растерянности. Что же делать? Как сказать об этом дома?
Но в конце концов все разошлись…
Директор управления пошел домой, надеясь забыться за игрой в покер.
Мустафа направился сразу в ломбард в Баб аш-Шаарийе, где давали займы под огромные проценты.
У Лютфи расходы по дому ведет жена. Но как ухитриться получить у нее карманные деньги?
Гунди был холостяком, жил под крылышком у родителей, он-то мог сказать прямо: «Отец, помоги мне в этом месяце так же, как когда я был еще студентом».
Хамаму предстояло выдержать ругань, побои и слезы да еще убедить жену отказаться от покупки нарядов и пустить деньги на домашние расходы.
