).
Вокруг расстилалась прекрасная земля.
Братья расположились около него.
Русские укрепили ворота (tor)
Их замка (burc), крепко построенного.
Они настроены были мужественно,
Хотя и не были единодушны,
Все же остался непокоренным замок (burc).
К тем русским подошла Подмога.
Но серьезной помощи
Не смогли от них получить.
С братьями сразиться они не решились.
Помощь, о которой я говорил,
Была из Новгорода (von Nôgarten) послана,
Чтобы помочь им крепость отстоять
От незваных гостей.
Среди них было много отчаянных людей,
Об этом я больше говорить не хочу.
Погода была сырая и холодная,
Из-за этого штурм (sturmen) не начали.
Ну, на совете с войском решили,
Что на кораблях (schiffe) многие воины (man) уплывут.
Чему все русские рады были»
[740].
Поход магистра к Пскову был грандиозен для Прибалтики — «к походу готовились по всей стране»[741]. Никогда ранее ливонцы не собирали такой армии: 180 братьев рыцарей и 18-тысячное войско[742]. Эта численность превышает орденские армии, участвовавшие в битвах при Сауле (1236 г.), при Дурбе (1260 г.) и при Карузене (1270 г.) вместе взятые. Велико было желание покарать русских за Раковорский бой. Даже если бы автор ЛРХ не указал численности интервентов, одно перечисление участников могло впечатлить: датчане («мужи короля» — des kuniges man), народные ополчения (volk) латгалов, ливов и эстов (Letten, Lîven, Eisten), чуть ли не все братья Ливонского ордена (180 рыцарей) и загадочная группа из 9 тысяч «моряков» (schiflüte)[743].
После вступления на русскую территорию войско разделилось «на несколько сильных отрядов (schar)»[744]. Эти группы отправились на разорение окрестных сел[745], за наживои — существом всех средневековых войн. Впоследствии, однако, будет видно, что большинство местных жителей успели укрыться в Пскове. О пленных в орденском войске нигде не говорится.
Пока шло ограбление земли, основные силы Ордена, возглавляемые самим магистром Отто, двинулись к Пскову. Сначала они сожгли Изборск (Îseburc) — крепость (burc), преграждавшую путь к столице страны[746]. Серьезного сопротивления им там не оказали, и вскоре армия подошла к Пскову. Горожане были хорошо информированы о силах вторжения и полевое сражение, как в 1240 г., давать не стали. Они сами сожгли посад (stat) и укрылись в псковской цитадели (burc)[747]. Кроме того, были посланы гонцы в Новгород за помощью.
Как видно, несмотря на численность, к штурму немцы готовы не были. Подоспевший из Новгорода отряд укрылся за стенами и создал перевес сил, который заставил магистра отступить. Однако в ЛРХ отход столь могучего войска обусловлен вовсе не военными причинами, а плохой погодой (?): «Погода была сырая и холодная, из-за этого штурм не начали»[748]. Ни о каких боях под Псковом ЛРХ не сообщает. Легким намеком на случавшиеся стычки может служить фраза о то, что среди подошедших новгородцев «было много отчаянных людей», но об этом автор ЛРХ говорить не захотел, в чем сам признался[749].
По другим источникам становится известно, что бои все же были, а отступление орденского войска на другой берег Великой было напрямую связано с подходом новгородской армии.
Героическую версию псковской обороны дает «Повесть о Довмонте»:
«Слышав же местер земля Ризския мужество князя Довмонта, ополъчився в силе тяжце без Бога, прииде къ граду Пскову в кораблех, и в лодиях, и на конях, с пороки, хотя пленити дом Святыя Троица, а князя Довмонта рукама яти, а мужей пскович мечи иссещи, а инех в работу ввести.
Слышав же Довмонът ополчающася люди без ума, во множестве силы, без Бога, и вниде в церковь Святыя Троица и, положив мечь свой пред олтарем Господним, пад, моляся много со слезами, сице глаголя: «Господи Боже сил, мы людие Твои и овца пажити Твоея, имя Твое призываем, призри на кроткия и смирены свяше, а гордых высокия мысли низложи, да не опустеет пажить овець Твоих». Взем мечь игумен Сидор и весь ерейский чин, препоясавше и́ мечем, благословивше и́, отпустиша. И Довмонт же во множестве ярости мужьства своего, не дождав полков Новогородцких, с малою дружиною с мужи псковичи выехав, Божиею помощию изби полки их, самого же местера раниша по лицу. Они же трупия своя многи учаны накладше, везоша в землю свою, а останок их устремишася на брег месяца июния во 8 день, на память святого мученика Феодора Стратилата»