превратилась в западню для меня...
— ...Или для меня, — улыбнулся Фицджеральд.
— Ну что вы! — ухмыльнулся я в ответ. — Вот уж никогда не
поверю, что мне по силам загнать в западню вас!
И в самом деле, в одиночку мне не имело смысла против него
тягаться — все равно что играть в покер с Саймоном Ванном. Но
Барнетт был рядом, и он влезал буквально в каждую запятую и
кавычку соглашения о новой лаборатории. Иной раз мелькала у
меня мысль, что Барнетт играет в этой покерной партии на
стороне Фицджеральда, и эти два шулера готовятся ободрать как
липку лоха, то есть меня... и тут я вспоминал, что с Барнеттом
меня познакомил Дуглас, а уж в Дугласе я не сомневался... по
крайней мере, вот в такого рода делах не сомневался.
Обсуждение соглашения мы закончили за полночь. Текст был
написан, но подписывать мы ничего не стали, решили собраться
утром и подписывать уже на свежую голову. Фицджеральд с
Барнеттом разошлись по своим комнатам, предложили и нам с
Квинтой заночевать в гостинице, но я собрался домой, у меня
велосипед был с собой, а извозчиков, понятное дело, в эту пору
было уже не найти, так что Квинта остался.
Миссис деТуар оставила поджидать меня Эмили, чтобы она
отперла мне дверь. Девочка задремала над книжкой, но от стука
проснулась, и я тут же погнал ее спать. И сам спать завалился.
Утром Фицджеральд должен был снова прислать за мной
извозчика, но я проснулся много раньше, успел позавтракать,посидел, перечитывая то, что мы вчера наизобретали в
соглашении о лаборатории, а потом сел за машинку и отпечатал
текст соглашения в трех экземплярах. Положил листочки в
картонную папку и собрался сесть на велосипед, не дожидаясь
извозчика, но тут прибыла почтовая карета со стороны Миссури, и
кондуктор выдал мне посылку. Фицджеральд вчера что-то такое
намекал: должно придти в ближайшие дни, но в подробности не
вдавался. Посылка была довольно объемной, хотя и сравнительно
легкой, и вскрыв упаковку, я обнаружил четыре велосипедных
колеса: два передних и два задних. С резиновыми шинами! Все как
я расписал когда-то (бог ты мой, это же совсем недавно было!) в
своем эскизе, отосланном Фицджеральду. И хотя колеса эти не
были идеальными — ну не могли быть идеальными самые первые
велосипедные колеса просто по определению! — в моих глазах это
был грандиозный прорыв.
Я тут же кинулся примерять колеса к велосипеду и почти сразу
обнаружил себя в окружении нескольких любопытных носов.
Один из носов был побольше и бронзового цвета: Бивер выспался
и с интересом рассматривал новое колесо. Остальные носы
принадлежали детишкам: Шейн Келли, Эмили, Сильвия и младая
поросль родов Макферсон и деТуар.
Я монтировал колеса, сопровождая свои действия небольшой
лекцией о преимуществах резиновых колес, когда за мной прибыл
наконец извозчик. Однако я отмахнулся: работы оставалось всего
ничего, и, проверив как колесо закреплено, я проверил упругость
камер. Неплохо было бы подкачать, но едва я задумался о
необходимости велосипедного насоса, как Шейн Келли подал мне
приложенный к колесам продолговатый сверток. Святые люди!
Они изобрели насос по приложенному мной невнятному
эскизику... вернее, приспособили какой-то уже изобретенный
насос к переходнику на ниппель.
Что тут скажешь? Я был в какой-то эйфории, и отправился в город
на новых колесах. Сзади на извозчике ехал Бивер и вез чуть не
забытую мной папочку с соглашением.
— Настоящий роудраннер! — крикнул он мне, когда извозчик
наконец догнал меня, остановившегося перед «Сент-Чарльз-
отелем».
— Что такое роудраннер? — поинтересовался Фицджеральд с
веранды ресторана, куда все наши вышли завтракать. — Нет, я
понимаю, бегун... но, наверное, не все понимаю?
— Птица есть такая — в этих краях и дальше на запад.