— Нет. Совместное предприятие: я и вы. Я плачу деньги, вы
изобретаете. Хотите — два изобретения в месяц, хотите — два в
год. С меня участок, здания, некоторая сумма на организацию
работ — ее позднее оговорим, когда конкретика яснее станет. Я
оплачиваю аренду оборудования и работы по вашим заказам на
заводе Джонса и Шиллера.
— Очень щедро, — заметил я.
— Мы обговорим мою долю в распределениях прибыли от
изобретений, — Фицджеральд пояснил условия.
— А если обнаружится, что от моих изобретений никакой отдачи
нет? — спросил я.
— Через год, считая от этого дня, собираемся и оцениваем
прибыли и убытки. Если убытки перевесят, год на исправление
ситуации. Если убытки сохранятся через год — ликвидируем
фирму, я забираю свою землю и недвижимость, вы забираете свою
чертежную доску и наработанные документы.
— Мистер Фицджеральд планирует заняться производством
колючей проволоки, сетки и соответствующих машин, —
проинформировал меня Барнетт. — Он полагает, что продать этого
он сможет много. Очень много. Так что через несколько месяцев,самое большее через год у вас будут деньги для организации
собственной лаборатории. Если вы, разумеется, пожелаете ее
организовать.
Переводя на более понятный язык, Барнетт сообщал, что деньги
для более или менее обеспеченной жизни у меня будут, и будут
сравнительно быстро. Однако для меня важны были не деньги. Ну
то есть денег-то хотелось, однако было ясное понимание, что по-
настоящему-то я деньги зарабатывать не умею. Вот Фицджеральд
умеет зарабатывать деньги, у него есть связи в деловом мире, есть
представление, как и что сейчас работает в американской
экономике... он, в конце концов, именно этому всю жизнь учился.
А у меня есть только туманные представления, как и что будет
развиваться в техническом плане в ближайшие полтораста лет...
то есть фактически я ничем не отличаюсь от любого фантаста-
прожектёра, каких много развелось здесь в США в последние
десятилетия... ну, и в Европе, наверное, тоже, только о Европе я
вообще мало знаю.
Ну да, я могу что-нибудь изобрести... вернее, украсть у кого-то
идею и попробовать ее воспроизвести. Может быть, даже удачно
воспроизвести, как оно с пивной пробкой получилось. Но в
изобретательстве такой нюанс: идею придумать — это ничего не
значит. Идея может быть блестящей и гениальной, и может быть,ею будут восхищаться грядущие поколения, как восхищаются
идеями Леонардо да Винчи... только грядущие поколения,восхищаясь, забывают о том, что Леонардо, зарисовав идею, чаще
всего и попыток не делал сделать работоспособную модель,поэтому-то в его шестнадцатом веке орнитоптеры в небе не
летали, танки по полям не ездили и подводные лодки не
бороздили морских просторов. Придумать идею мало, надо еще,что называется, внедрить ее в производство. И вот на этой ступени
я безнадежно останавливался: мне не было куда внедрять идеи.
Производства у меня не было, и если я сумел запродать
вентиляторы Джонсу и Шиллеру, то это не означает, что они
возьмутся делать пишущие машинки или велосипеды. Да даже
если бы и взялись — они не потянут. Их заводик — это, по сути,ремонтные мастерские. Они могли браться за несложные изделия,изготавливать единичные экземпляры или малые партии, но там,где надлежало бы организовать серийное производство, они
непременно провалятся.
Мне нужен был Фицджеральд, а Фицджеральду был нужен я. И
обособляться от Фицджеральда и его возможностей мне явно не
стоило. Экономическая самостоятельность — дело хорошее, но
очень
часто
необходимо
сотрудничество,
чтобы
самостоятельность не превратилась в самоизоляцию.
— Я полагаю, — сказал я, — совместная лаборатория — это хорошая
идея. Правда, мне не хотелось бы, чтобы эта лаборатория
