— Может, назовете какой-нибудь адрес? — саркастически осведомился водитель, нарушая мое долгое угрюмое молчание.
— Гостиница «Челси» на 23-й улице.
— Это между Седьмой и Восьмой?
— Верно.
Мы повернули к центру на Седьмой-авеню. Я нахохлился в уголке, глядя через окно машины на мертвый мир. Вдали, словно свирепые демоны, выли пожарные машины. Мы проехали мимо массивных колонн вокзала Пенн-стейшн, серых и строгих в свете уличных фонарей. Водитель помалкивал. Я тихонько мурлыкал под нос мелодию популярной во время войны песенки Джонни Фейворита. То был один из лучших моих шлягеров.
Бедняга Гарри Энджел, скормленный собакам… Я убил его и съел его сердце, но при этом умер сам. Ни магия, ни сила не изменят этого. Я жил взаймы, пользуясь памятью другого человека, будучи падшей тварью, пытающейся убежать от своего прошлого. Давно нужно было понять, что это невозможно. Как ловко не подкрадешься к зеркалу, твое отражение всегда посмотрит тебе прямо в глаза…
— Сегодня вечером здесь случилась заварушка, — заметил водитель, останавливаясь напротив «Челси», возле которой стояли бок о бок три патрульные машины и скорая помощь. Он щелчком откинул флажок со счетчика. — Доллар шестьдесят, пожалуйста.
Я расплатился своим неприкосновенным полтинником и предложил ему оставить сдачу себе.
— Но это не пятерка, мистер. Вы сделали ошибку.
— Множество ошибок, — бросил я и заспешил через тротуар цвета могильных надгробий.
В вестибюле по телефону разговаривал патрульный. Он позволил мне пройти, даже не удостоив взглядом. …«Три черных кофе, пять обычных и один чай с лимоном», — слышал я, пока закрывалась дверь лифта.
Я вышел на своем этаже. В коридоре стояли носилки на колесах. Двое санитаров подпирали стену.
— Ну к чему эта спешка? — протянул один из них. — Ведь они прекрасно знали, что имеют дело с покойником…
Дверь в мою квартиру была широко открыта. Внутри мигала фотовспышка. В воздухе витал запах дешевых сигар. Я прошагал внутрь без единого слова. Трое легавых в мундирах бесцельно расхаживали туда-сюда. За столом сидел сержант Деймос и описывал кому-то по телефону мои приметы. В спальне снова мигнула фотовспышка.
Я заглянул внутрь. Эпифани лежала на кровати лицом вверх, нагая, не считая моих жетонов, и привязанная за кисти и лодыжки к раме четырьмя безобразными галстуками. Мой бескурковый «смит-вессон» торчал меж ее раскинутых ног, и его короткий ствол играл роль инструмента любви. Кровь из ее матки цвела на открытых бедрах яркими розами.
Лейтенант Стерн был одним из пяти детективов в гражданском, сгрудившихся вокруг опустившегося на колени фотографа.
— Кто вы, черт побери? — спросил патрульный за моей спиной.
— Я здесь живу.
Стерн глянул в мою сторону, и его сонные глаза расширились.
— Энджел? — его голос изумленно дрогнул. — Это тот самый тип. Арестовать его!
Легавый крепко ухватил меня сзади за руки. Я не сопротивлялся.
— Оставь свой запал на будущее, — сказал я ему.
— Обыщите его, нет ли при нем «пушки»! — рявкнул Стерн. Остальные полицейские смотрели на меня, как на зверя в зоопарке.
Пара наручников впилась в мои руки. Легавый обшарил меня и вынул «кольт-коммандер» из-за пояса моих брюк.
— Тяжелая артиллерия, — заметил он, протягивая его Стерну.
Лейтенант взглянул на оружие, проверил предохранитель и положил его на прикроватный столик.
— Почему ты вернулся?
— Больше некуда было идти.
— Кто она? — ткнул большим пальцем Стерн в сторону Эпифани.
— Моя дочь.
— Брехня!
В спальню важно вошел сержант Деймос.
— Итак, что мы здесь имеем?
— Деймос, позвони в управление и скажи, что мы арестовали подозреваемого.
— Слушаюсь, — ответил сержант и, не особенно торопясь, покинул комнату.
— Выкладывай, Энджел. Кто эта девушка?
— Эпифани Праудфут. Она владела гомеопатической лавкой на углу 123-й и Ленокса.
Один из детективов записал адрес. Стерн вытолкнул меня назад, в гостиную. Я сел на кушетку.
— Ты давно живешь с ней?
— Пару дней.
— В самый раз, чтобы убить ее, а? Посмотри, что мы нашли в камине. — Стерн поднял мой обугленный гороскоп за не сгоревший уголок.
— Хочешь рассказать нам о нем?
— Нет.
— Ну и ладно. У нас есть все, что нужно, не считая вероятности того, что в ее «норке» торчит чужой 38-й калибр.
