Затем он сделал ещё что-то… Кажется, ещё был какой-то звук — скрежет и отрывистый щелчок.
«Щеколда или замок, — понял Дмитрий Иванович. — Он дверь запер!»
И тут впервые шевельнулись у него в душе самые нехорошие предчувствия.
«Жалко — денег у меня нет, — подумал Дмитрий Иванович. — Не откуплюсь… Убьют, должно быть…»
Но мысль о собственной смерти (возможно, совсем уже близкой, даже ещё более близкой, чем казалось сегодня, в самом начале странного этого вечера) нисколько не испугала его и не огорчила.
Вот только ему не хотелось умирать в подвале и от рук бродяг.
Было в этом что-то настолько обыденное, пошлое, как будто взятое прямиком из пыльной газетной хроники, из того самого жёлтого столбца, куда юные журналисты тискают выдуманные и невыдуманные истории о доверчивых простаках, загубленных негодяями в подвалах, коллекторах, на городских свалках, в ночных парках, на заброшенных пустырях и в иных местах, куда приводят странников мечты о добрых врачах и бесплатной выпивке, а главное — мечта о хороших людях, с которыми можно будет пожить ещё четыре дня.
— Вот, Дмитрий, друг мой дорогой… Это вот врач и есть!
И Фёдор показал на кучу зловонного, кажется, насквозь пропитанного мочой тряпья, беспорядочно брошенного в дальнем от входа углу.
Дмитрий Иванович с трудом сглотнул слюну (от тяжёлой, густой, тошнотворной вони спазмы схватили горло) и несмело шагнул вперёд.
Тряпьё зашевелилось, оживая, с долгим хрипом выдыхая смрад; обрывки маек, рубашек, штанов, ватников вздыбились, поползли в стороны, словно огромные, отвратительные насекомые из прежде сцепленного, а теперь быстро распадающегося серо-чёрного, многолапого клубка.
В тусклом свете подвальной лампы это сходство с насекомыми было так велико, что Дмитрий Иванович остановился и невольно попятился назад, машинально перебирая ногами, словно готовясь давить ползущих к нему хитиновых тварей.
Но вот куча окончательно рассыпалась — и увидел Дмитрий Иванович человека в рваном и потёртом синем комбинезоне, что лежал посреди разбросанных тряпок, хрипел, плевался и отчаянно колотил руками по глухому бетонному полу.
— Великий! — завопил Фёдор и…
Дмитрий Иванович в крайнем удивлении обернулся.
…упал на колени.
— Муда! — прошипел человек и попытался приподняться, перевернувшись на бок, но потерял равновесия и снова упал на спину.
И застонал, тяжело и жалобно, так, как будто на спине у него была рана или позвоночник был повреждён.
«Он не может встать! — понял Дмитрий Иванович. — Ему даже приподняться трудно. Он ходить не может… У него что-то с ногами? Или с позвоночником?»
— Мудак! — человек, наконец, протолкнул ругательство сквозь сведённое болевой спазмой горло и, продолжая лежать на спине, пальцем поманил…
«Нет, не меня, конечно», — догадался Дмитрий Иванович.
…побелевшего от страха Фёдора.
— Я не виноват, — шептал затрясшийся Фёдор. — Я глуп! Пожалей меня!
«Иди, — шептал человек. — Иди…»
Дмитрий Иванович, будто завороженный, неотрывно, даже на миг не отводя глаз, смотрел на этого человека.
Облик его был жалок и ужасен одновременно.
Мертвенно-белая кожа, впавшие щёки, выпирающие треугольники скул, угольно чёрные-глаза — казалось, это не лицо, а череп, череп белой, иссушенной кости.
Длинные, тонкие пальцы с отросшими сантиметра на два серыми ногтями непрестанно дрожали, дёргались, царапая пол и вычерчивая извилистые полосы в подвальной пыли.
А когда он говорил… или стонал — рот его становился тёмным провалом, появляющимся и исчезающим вновь, отчего сходство лица с белым черепом становилось особенно пугающим.
И в то же время…
Он был настолько несчастен и беспомощен…
«Или кажется таким?»
…что страх исчезал, и хотелось сделать… ну хоть что-нибудь… нет, прикоснуться всё-таки трудно, просто позвонить в «скорую»…
«Как же, приедут они за бомжом!»
…или купить какое-нибудь лекарство.
Но он так грязен!
Комбинезон, кажется, бывший строительный, измазан так, что местами и цвет не разберёшь, и на нём…
Какие-то бурые пятна… Бурые пятна?
«Кровь?!»
— Помоги, — прошептал человек.
Фёдор стоял рядом с ним, согнувшись и замерев в поклоне.
— Помоги мне подняться. У меня всё затекло… Проклятое тело! Проклятое! Мне трудно дышать, давит грудь…
