Копл встал из-за стола, подошел к окну и выглянул во двор. На всем лежала печать запустения. Ведущая на верхние этажи деревянная лестница сгнила. Стекла во многих окнах были выбиты, их либо забили фанерой, либо заткнули тряпками. Вместо угля, на который не хватало денег, обедневшие жильцы топили печи старой мебелью, принадлежавшей реб Мешуламу. Копл сотни раз повторял, что бродяг и неплательщиков давно пора выгнать на улицу, пришедшее в негодность здание — снести, а на его месте построить новые. Но уговорить старика на хоть какие-то изменения последнее время стало решительно невозможно.
Да, все поменялось. Чем только Мешулам не занимался, когда Копл стал у него управляющим! Деньги текли к нему со всех сторон. Мешулам непрерывно что-то строил, играл на бирже, покупал акции, вкладывал накопленное. В те дни Копл находился в постоянном движении. Он путешествовал вторым классом, ночевал в гостиницах, выпивал с купцами — богатыми купцами, а также с польскими мелкопоместными дворянами. Сыновья Мешулама перед ним трепетали; дочери и невестки хозяина ему льстили. Торговцы и посыльные, стараясь завоевать его расположение, дарили ему подарки. Собственно говоря, именно на деньги, которые Копл заработал в те годы, ему и удалось приобрести двухэтажный дом на Праге, где он теперь жил, и накопить тысячи рублей, которые он держал в банке. В те годы он мечтал, что в один прекрасный день станет зятем Мешулама. Надежду эту он сохранил даже тогда, когда Лею выдали замуж за Мойше-Габриэла, вдовца, просиживающего штаны в молельных домах.
Однако после семидесяти Мешулам умерил свой пыл. Он ликвидировал большинство вложений, оставив лишь доходные дома. Имевшиеся у него наличные он вложил в петербургский банк «Империал» под скромный процент и приобрел акции и облигации, которые годами не менялись в цене и давали ему небольшие, но постоянные дивиденды. По подсчетам Копла, у старика на сегодняшний день в общей сложности было порядка миллиона — и это не считая тех денег и драгоценностей, которые он держал в сейфе или куда-то припрятал.
Коплу не раз приходила в голову мысль, что разумнее всего в сложившихся обстоятельствах послать все к черту и начать собственное дело. Ведь он мог бы открыть маклерскую контору и торговать недвижимостью или же на худой конец вполне прилично жить на то, что у него скопилось. Его жена Бася деньги не транжирила; не было случая, чтобы она потратила все пятнадцать рублей, которые он выдавал ей на хозяйство каждую неделю. Его дети, Монек, Шоша, Иппе и Тобйеле, вели себя хорошо и никаких хлопот ему не доставляли. Монек учился в коммерческом училище. Шоша слыла писаной красоткой. Иппе, правда, припадала на левую ногу, и ей приходилось носить шину, но приданое было собрано и ей. Тобйеле была еще совсем мала. Да, Копл мог себе позволить послать всех Мускатов к чертовой матери, однако сделать это было не просто — его с ними многое связывало.
С годами его чувство к Лее не только не угасло, но сделалось еще сильнее. Между тем у Леи была совсем взрослая дочь. Если Маша выйдет замуж, то Лея уже через год может стать бабушкой. Впрочем, в глазах Копла она по-прежнему оставалась юной девушкой. Всякий раз, когда он на нее смотрел, видел ее высокую грудь, округлые бедра, краешек кружевной нижней юбки, его вновь и вновь охватывало желание. Жизнь Лея вела вполне добропорядочную, однако Копл хорошо знал: дается ей это нелегко. Мойше-Габриэл не был ей мужем; совсем недавно, всего несколько дней назад, она сказала Коплу: «Я бы с ним порвала. Вот только отца расстраивать не хочется».
Но чтобы развестись с женой и жениться на Лее, Коплу понадобилось бы много денег. И тогда бы ему пришлось остаться в этой семье. Он столько лет трудился на Мускатов, что старик, очень может быть, назначил бы его в завещании своим душеприказчиком. Он не раз воображал, что женится на Лее и возьмет в свои руки все дела семьи. Будет садиться в экипаж на резиновых рессорах, станет уважаемым членом общинного совета, на Шабес будет ездить в Большую Варшавскую синагогу. Будет выгодно женить и выдавать замуж внуков и внучек Мускатов, объединяя крупные состояния богатых польско-еврейских семейств. Учредит свой собственный «Банк Муската и Бермана». У него будет свое место на бирже, к нему будет с уважением относиться генерал-губернатор, разгуливать он будет в цилиндре с шелковой подкладкой. Будет вместе с Леей ездить на модные курорты. Но все эти мечты так и остались мечтами. Последним ударом стала неожиданная болезнь Мешулама. Было понятно, что никакого завещания старик не оставил. Копл не получит ни копейки. Кроме того, Лея начала подозревать, что он в конечном счете не так уж и могуществен. Она что-то сказала ему про ключ к сейфу, намекнув, что готова вступить с ним в сговор. Однако Копл повел себя так, словно не понял, что она имеет в виду. «А у меня, — сказала ему Лея, — всегда было такое впечатление, что ты знаешь все. Я-то считала, что Копл Берман — человек неординарный». И Копл покраснел и ответил: «Я кто, по-твоему? Волшебник?»
