Хорошо помню вопли ужаса, которые издавала одна несчастная на койке в реанимации. Она завывала, как банши,[10] от душевных мук и отчаяния, потому что ослабла настолько, что больше не могла сглатывать собственную слюну. Что говорить, для злости, криков и воя у нее были все основания. Удивительно, что другие пациенты в ее состоянии не делают то же самое. Эта молодая женщина имела полное право проклинать мироздание за все, что оно сотворило с ней, и в то же время горячо молить, чтобы ей позволили снова стать его частью. В ночь, когда это началось, ее потусторонний вой растекался по всему отделению. Он затапливал все уголки моего мозга, и я приходила в ужас, но вовсе не от того, что испытывала то же самое. При всем сочувствии к ней я, конечно, даже представить себе не могла адской бездны ее отчаяния. Мой ужас проистекал из ощущения, будто я – некий страж, одна из ее мучителей. Одна часть меня не желала этого слышать потому, что я не могла избавить ее от страданий; другая же часть меня просто не желала этого слышать, и все. В конце концов ее успокоила медсестра, которая достала из кармана ароматизированный крем для рук и медленно растерла ей обе кисти.
А несколько месяцев спустя я бежала через приемный покой в неотложку, как вдруг та же самая медсестра окликнула меня:
– Ну что же вы, так и пройдете мимо?
Я остановилась, обернулась. И увидела молодую улыбающуюся женщину, которую держал за руку малыш, едва научившийся ходить. Она стояла передо мной, мать с ребенком, и лишь через несколько секунд я узнала в ней ту пациентку, которой я так долго занималась. Пускай она едва запомнила меня как часть своего «путешествия», не важно. Почти всю нашу помощь она получала не в том состоянии, чтобы помнить вообще что-либо. Это не умаляло моей радости ее видеть.
Общение, которое я «разделяю» со своим пациентом, сам пациент зачастую вообще не разделяет со мной. Мое рабочее время состоит из несметного числа контактов и порождает целый ворох воспоминаний, которые просто не могут возникнуть в сознании другого человека. Часто эти воспоминания существуют только у меня в голове, и поскольку я ограничена только своей реальностью, я не могу сказать точно, во что именно они превратятся или что вообще означают. Поэтому я просто представилась этой женщине и сказала, что она замечательно выглядит. А потом собрала всю радость, которая так неожиданно попалась этим утром у меня на пути, и проносила ее в себе до конца дня. Да, то была радость – и облегчение от того, что я получила еще одно воспоминание, чтобы унять один из тех ее душераздирающих криков.
В стихотворении «У колокола цель спрошу» Эмили Дикинсон написала: «И пусть звенят колокола: “Душа взлетела в небо”»[11]. Пожалуй, я по работе слишком часто встречаюсь со смертью, чтобы верить в банальные обобщения. Я понимаю, что для них тоже должно быть место, что у людей существует потребность находить во всем высший смысл, но в целом никакие религиозные категории меня давно уже ни в чем не убеждают. И все-таки независимо от того, верите вы в Небеса или нет, смерть – это событие, связанное с нашим бытием так же, как и сама жизнь. Событие, которое не вычеркнуть из жизни как нечто не заслуживающее внимания до последнего вздоха и не замести под ковер. Если говорить совсем просто: хочешь жить – придется умереть.
К одним из нас смерть приходит внезапно, жестоко, без всякого смысла или причины. К другим – после долгих лет жизни; такую смерть мы можем назвать естественной. К третьим – как что-нибудь между этими двумя крайностями. Но каким бы ни был ее сценарий, смерть – огромная часть моей работы, и я полагаю, с моей стороны было бы весьма непрактичным, если бы я не пыталась находить радость в работе на позитив с умирающими так же, как с выживающими. По-моему, чтобы находить радость в смерти, вера в существование высшего разума не требуется.
Находить же радость в уходе за умирающим – значит помочь ему встретить смерть с гордо поднятой головой. Нельзя встречать смерть, высовывая нос из-под подушки. Нельзя пытаться ее избежать, потому что смерть не ждет, – и ей совершенно все равно, если ты упустил свой шанс оценить ее приход по достоинству. Диане было за восемьдесят, и в реанимации она лежала уже почти неделю. Пациентка страдала ишемической болезнью сердца, в больницу ее доставили с прогрессирующей стенокардией
