Семь причин для жизни - страница 27

. В итоге развился инфаркт миокарда, и единственным ее шансом на относительно недолгое выживание было целевое лечение с неинвазивной легочной вентиляцией. Я пронаблюдала за Дианой уже две ночные смены подряд, но, как ни жаль, реальных улучшений у нее не заметила. Теперь же, на третью ночь, она понемногу начала жаловаться на то, что ей становится хуже.

Диана лежала, обливаясь потом под маской для неинвазивной вентиляции, ее возбуждение то нарастало, то спадало. Из-под такой маски довольно трудно разглядеть лицо того, кто следит за тобой; эта маска словно заслоняет от тебя весь мир. Та смена выдалась очень тяжелой, меня постоянно куда-нибудь вызывали. Сестра-сиделка Дианы видела, что пациентка медленно угасает, и каждый раз, когда я проходила мимо, показывала мне результаты измерений кровяного давления, на которые я отвечала примерно так: «Она уже на пределе всего, что мы можем. Начнем реально ее терять – тогда и решим, что дальше».

Ночь продолжалась. Очередной вызов, очередная остановка по пути, чтобы проверить, сколько Диане еще осталось до края обрыва. К пяти утра сестра начала замечать на кардиомониторе Дианы пробежки нарушений ритма. Она показала мне результаты очередных измерений и многозначительным взглядом дала понять, что пора готовиться к неизбежному. Я позвонила дежурному врачу, и он согласился с тем, что мы сделали для спасения Дианы все возможное, но теперь, увы, пора приглашать ее близких. Я оставила сестру звонить семье пациентки и поспешила на очередной вызов. А когда вернулась, семья Дианы уже бодрствовала вокруг ее постели, но я прошла мимо, опустив голову, поскольку торопилась к следующему пациенту. Перехватив взгляд сестры, я показала на свой пейджер и сказала: «Простите – пять минут!» Она выразительно закатила глаза.

По пути к следующему пациенту я думала о том, как мне лучше рассказать Диане о том, что ее ожидает. В целом я не чувствую себя неловко, если приходится говорить о смерти, но некоторые моменты в таких беседах все же не могут не удручать. Сообщение близким о неизбежной смерти дорогих им людей может превратиться в рутину; и даже диалоги с пациентами о том, какую помощь они хотели бы получить напоследок, если таковые ведутся за несколько недель или месяцев до предполагаемой смерти, редко выбивают меня из седла. Но беседовать с ними о том же самом за день, а то и за час до исхода – дело совершенно другое.

Для Дианы выбор был невелик.

Вариант 1. Признать, что неинвазивная вентиляция больше не помогает, но все-таки продолжать ее еще несколько часов, понимая, что, скорее всего, пациентка скончается в маске, плотно прижатой к лицу.

Вариант 2. Снять маску, зная, что без нее женщина умрет очень быстро – возможно, уже через пару минут.

Я гадала, смогу ли оправдаться перед собой, если так и пробегаю по вызовам, не подходя к Диане, оставшиеся три часа до утренней смены. Но список моих вызовов иссяк, и дел, которые я могла бы счесть «более важными», уже не осталось. Я встретилась с семьей и объяснила им, что предпринятая стратегия лечения себя исчерпала, и я собираюсь предложить Диане на выбор варианты дальнейших действий. Я знала, что сказать это ей будет правильно, но как именно сказать – понимала довольно смутно. Как вы обычно говорите кому-то, что сейчас он умрет и с этим ничего не поделать?

Я присела поговорить с Дианой, чувствуя пристальные взгляды всех ее близких у себя на спине. Она захотела, чтобы они остались. В целом такому важному и щекотливому разговору инвазивная маска только мешает. Единственный позитивный момент, как я тогда заметила, заключается в том, что эта маска вынуждает тебя наклоняться к пациенту как можно ближе, чтобы вы могли расслышать друг друга сквозь шум машины и пластик, скрывающий от тебя почти все лицо собеседника. Поэтому я придвинулась к Диане поближе, навалившись бедром на ее постель, и когда заговорила с ней, все, что было вокруг в палате, перестало для меня существовать.

Диана пожелала, чтобы маску сняли, но уточнила, не придется ли ради этого увозить ее отсюда куда-то еще. Я сказала, что нет, она останется с нами. Она спросила, будет ли больно, и я ответила, что мы обеспечим ей полный комфорт, что все кончится очень быстро и что ее муж и дети не отойдут от нее ни на шаг. Когда наша беседа закончилась и я повернулась к семье и сестре-сиделке, все они плакали. Я и правда совсем забыла, что они по-прежнему здесь.