Сэляви - страница 48

---

Перейти на стр. ОК

---

Если этот Учитель есть.

* * *

Вдали истаял контур паруса,

паруса, паруса.

Вдали истаял контур паруса, просторы пусты.

И наступает долгая пауза,

пауза, пауза —

И наступает долгая пауза — готова ли ты?

Судьба трепещет за пазухой,

трепещет за пазухой.

Судьба трепещет за пазухой, оплавив края.

А что там будет за паузой,

паузой, паузой?

А что там будет за паузой? Готова ли я?

И вновь зовет и колышется,

зовет и колышется,

И вновь зовет и колышется зеркальная твердь.

И все же музыка слышится,

слышится, слышится.

И все же музыка слышится, и пауза не смерть.

* * *

Он играет, играет «Элизе»…

Без конца повторяет урок.

Но мерещится — ближе и ближе

Подступает волшебный «Сурок».

Прихотлива прекрасная дева,

Прихотлива и страшно строга.

С ней, пожалуй, не сделаешь дела —

Не получится с ней ни фига.

На чахоточный слабый румянец

Ты себя же, дурила, обрек…

Но стоит под окном оборванец,

И шарманка при нем, и зверек.

Эти фижмы, улыбки, оборки,

Эта мягкая влажность руки…

Девы мелочны и дальнозорки —

Но светлы и пушисты сурки!

Он играет, играет «Элизе»…

Он повел бы ее под венец!

Сердце будет дробиться, делиться,

А потом разобьется вконец.

Но играет — молчите, молчите!

И шарманка ему не пророк.

Он не бабе играет — мальчишке,

У которого — верный сурок.

* * *

Я всегда подгоняю поезд,

Даже если он самый скорый,

Потому что ничто не мчится

Так же быстро, как жизнь сама.

Я всегда подгоняю повесть,

Даже если писатель хороший,

Потому что ничто не мчится

Так же быстро, как жизнь сама.

А жизнь нельзя подгонять нисколько.

Ее одну подгонять не надо.

Потому что ничто не мчится

Так же быстро, как жизнь сама.

Жизнь — сама тебе скорый поезд.

Жизнь сама — недлинная повесть.

И ее подгонять не надо.

А себя подогнать — не грех.

* * *

У нашей кровяной сестры

игла не ходит мимо вены,

стихи не требуют игры,

напротив — подлинной отмены

всех наших прочерков в судьбе,

черновиков, тетрадок тайных,

ночных попутчиков случайных

без сожаленья о себе.

Другая, может быть, сестра,

другую б выхватила фразу,

а эта так была добра,

что чернота возникла сразу,

и то, что голосом зовем

а в юности б назвали: гонор! —

дверной заполнило проем,

как долго-долгожданный донор.

У той иглы на острие

не кубик льда, но кубик яда,

а в стенку бьет небытие,

ему-то больше всех и надо.

Есть венценосному цена,

казалось бы, невероятно:

так вот, Венеция одна:

есть путь — туда, но не обратно.

* * *

Всех прикроватных ангелов, увы,

Насильно не привяжешь к изголовью.

О, лютневая музыка любви,

Нечасто ты соседствуешь с любовью.

Легальное с летальным рифмовать —

Осмелюсь ли — легальное с летальным?

Но рифмовать — как жизнью рисковать.

Цианистый рифмуется с миндальным.

Ты, музыка постельных пустяков —

Комков простынных, ворохов нательных, —

Превыше всех привычных языков,

Наивных, неподдельных.

Поверишь в ясновиденье мое,

Упавши в этот улей гротесковый,

Где вересковый мед, и забытье,

И образ жизни чуть средневековый.

Любовь — необнаруженный циан,

Подлитый в чай, подсыпанный в посуду…

Судьба — полуразрушенный цыган,

Подглядывающий за мной повсюду.

А прикроватных ангелов, увы,

Насильно не поставлю в изголовье,

Где лютневый уют, улет любви

И полное средневековье…

* * *

Если ты мне выдавишь сердце,

если вынешь оттуда всю робость,

я сгорю с легким запахом серы,

грудь мою нельзя будет тронуть.

Наших сретенских, нас, бумажных,

отличишь от любых, сермяжных,

свет нам всюду горит зеленый,

Бог весть кем когда запаленный.

И поеду, поеду, поеду

я по Сретенке, как по небу.

Переулочек мой Печатный,

он и черствый и невозвратный.

Человек я — автомобильный,

автомобильчик мой прямо двужильный,

и при свете, свете зеленом

я под наклоном взлечу над балконом.

Но ты выдавливаешь мне сердце,

ты вытягиваешь всю робость,

а в моем кино сорок серий,

и ни одну из них нельзя тронуть.

* * *

Теребит меня старуша

За рукавчик шаровар.

Мы выходим, баба Груша,

На Рождественский бульвар.

Запахни мне туго шубку,

Обвяжи кашне не зря —

Ведь морозец не на шутку

На седьмое января.

Не забудь меня, старуша,

Пригляди еще за мной —

С этой горки, баба Груша,

Соскользну я на Цветной.

Понесет меня, былинку,

Раскровившую губу,

То ли к цирку, то ли к рынку,

То ли в самую трубу…

Отведи меня, старуша,

На бульвар под Рождество.

Читать дальше

---

Перейти на стр. ОК

---