Это хотел бы знать и Соловьев. Сейчас он, правда, несколько приободрился: вдвоем, разумеется, повеселее будет в тайге.
Если к тому же достать оружие, то можно затаиться не на один месяц и даже не на один год.
— Можно уйти в Монголию через Минусинский уезд и Урянхай, — присоветовала Сима.
Макаров подхватил мысль, высказанную Симой, он нервно забегал по комнате:
— Вот именно! Иного пути нет!
Иван с грустью вздохнул. Что ответить офицеру? У них разные думы о жизни и разные судьбы. Макарову все равно, куда идти, где обосноваться — он и здесь не на своей земле. Что же до Соловьева, то ему эти места дороже всего на свете. Куда и зачем он пойдет от них? Если уж суждено умереть, то чтобы здесь, где покоятся в могилах его деды и прадеды. А может, власти забудут о нем и на веки вечные оставят в покое?
— Документы у вас в порядке, Алексей Кузьмич, — вполголоса заметила Сима. — Хуже вот с ним, — она кивнула на Ивана.
Соловьев задвигал рыжими бровями — обиделся. Ему не нужно никакой помощи, он сам устроит свои дела. А этот пусть катится ко всем чертям! Мало от него проку!
— Но он здешний, — Сима снова с надеждой кивнула на Соловьева. — Здесь вырос, все знает, а это намного облегчит задачу.
Сима говорила по-ученому, грамотно, слова у нее были гладкие и плотно пригонялись друг к дружке. Но эта ее речь, безукоризненная, обращенная к одному Макарову, еще более возносила и отдаляла от Ивана новых его знакомых, ему поближе был, скажем, хозяин квартиры, в меру простой, доступный и в меру хитрый, но только не заносящийся перед Иваном, как они. Тому бы Соловьев, пожалуй, поверил скорее.
— В Монголию навострились? — вдруг с проснувшимся в душе злорадством произнес Иван. — Ждали там нас!
Как ни странно, но этот его выпад понравился Симе. Она внезапно развеселилась, задорно усмехнулась широко распахнутыми глазами и принялась по-ребячьи хлопать в ладоши:
— Браво! Вы мне нравитесь, урядник!
— Чего ворошить минулое. Нету казачьего войска — значит, нету и урядника, — сказал он, разглядывая свои обкусанные ногти. — Все пошло к хренам!
Макарова, казалось, нисколько не задело неуместное замечание Соловьева. Вроде бы не заметив его, поручик продолжал развивать давно овладевшую им спасительную мысль о Монголии:
— По слухам, там оренбуржцы генерала Бакича. Формирования забайкальского атамана Семенова. Они никогда не смирятся с потерей Сибири. Они повсюду собирают людей, верных святому делу.
— В Монголию не пойду! — упрямо отрезал Иван.
— Вы вполне самостоятельный, вполне разумный человек, вам и решать, — Макаров нервно прошелся в кутний угол.
— Я обмозговал все.
— Хорошо, хорошо, — мягко заговорил Макаров, поднимая руку. — Но, надеюсь, меня вы отправите.
— В Монголию? Нет, я не знаю дороги.
— Странно. Местный и вдруг не знаете, — удивилась Сима.
— Вот и не знаю.
— Монголия не курорт. Я еду с честными патриотическими намерениями. Для борьбы с большевиками! Вам ясно?
— Бейтесь с ними тут!
— Смешной вы, однако, — подергал шрамом Макаров.
План, ради которого офицер и пришел на встречу с беглым арестантом, рискуя собственной свободой, рушился. Вопреки здравому смыслу, Соловьев зауросил, разговор зашел в тупик. Нужно было попытаться предпринять что-то иное. И первой опять же нашлась Сима:
— Не хотите и не надо. Но порекомендовать проводника вы можете?
— Никто не поведет задаром.
Макаров рванулся к Ивану и нечаянно зацепил ногою тяжелую скамью. На лице отразилось страдание, когда он двумя руками принялся растирать ушибленное колено. Превозмогая боль, поручик заговорил с обидой:
— Вы что, батенька мой? Разве я могу… У меня есть часы Буре, перстень.
Иван молчал, сосредоточенно глядя в пространство мимо широкого плеча поручика. Нет, у него не было на примете человека, знающего тропу в Монголию. Кроме того, Ивану нужно думать и о себе, где и как теперь жить. Может, держаться поближе к дому или уйти в тайгу, чтобы поселиться в одной из охотничьих избушек? В любом случае судьба беглого арестанта незавидна.
— Подумайте, — не отступалась Сима, внимательно поглядывая то на одного, то на другого.
И уже когда Макаров собрался уходить, Соловьев вдруг встрепенулся и наморщил лоб. Вспомнил хакаса Мурташку, знаменитого соболятника, всем известного в неоглядной Прииюсской тайге. Мурташка однажды уже ходил в Монголию. Он такой, что ему можно смело довериться во всем: сам умрет, а товарища не выдаст.
