— Неужели вернулась? — поразился Пятачок.
Но на пороге стоял тучный мужчина в сером пуховике.
— Зеленый! Рад тебя видеть! —обрадовался Петя.
— Рад тебя видеть, — угрюмо отвечал Зеленый. — Я тут принес...
И он вынул из обширных карманов две бутылки молдавской «Хванчкары».
В седьмом часу утра, оставив Пятачка и Зеленого грезить на лежаке о несбыточном, Виталик поехал домой.
— Я так естественно и просто думаю — «домой», — говорил он себе, — это рефлекс, привычка или лицемерие?
В горле першило от скверного вина.
«Какой разный вкус у бессонных ночей!» — думал Виталик.
В палатке у остановки он купил сигарет. Деньги кончались — скверно...
Итак, даже повисая в пустоте, человек осваивается и, мысленно огородив вокруг себя пространство, начинает считать его домом. Вокруг, как в барокамере с невесомостью, повисают его вещи, его друзья и какая-нибудь женщина... В темном Ничто качается кадка с фикусом, стереомагнитофон. На шнуре, воткнутом вилкой в пустоту, как на привязи, маячит стиральная машина. Раскрытая книга корешком вверх кружится кондором над головой. Грифы клюют падаль, мон ами...
Отогнав от себя наваждение, Виталик пялится на девушку, сидящую под козырьком остановки. Девушка сладко зевает. Несмотря на кусачий утренний холод, ее пальтишко расстегнуто — виден розовый пушистый свитерок.
Мысли девушки просты и незатейливы — пар из ее рта приобретает очертания чашки, а в чашке — слабенький сладенький кофе с молоком...
«Живут же девушки, без тайн и вывертов — а какая бездна обаяния!» — подумал Виталик невесело.
Девушка, как-то лениво спохватившись, вдруг запустила лапку без перчатки в тесный кармашек джинсов. Покопавшись там пальчиками, она извлекла крохотный нательный крестик на снурке. Одела его и расположила под горловиной свитера. Судя по длине снурка, распятие повисло как раз между грудями.
Девушка зевнула в кулачок и встала со скамейки. Подъехал автобус.
В желтом его брюхе было пустынно. В дальнем конце салона, как в тоннеле, сидел рабочий со «Спортивными новостями» в кулаке. Автобус тронулся.
Придорожные фонари были янтарно-желты, светофоры горели бразильскими изумрудами. Автомобили имели заспанный вид.
— ...приглашает на работу'... и девушек. Предоставляется спецодежда... и на должность кондуктора с окладом... бесплатное обучение... льготы на проезд... — читал Виталик прыгающее объявление. На нем был нарисован румяный парень с бляхой на груди.
— Эх-шш-сш-шш. Следующая остановка — пшш-эхшш-ссш, — сказал водитель.
Названия остановок неважны. Они — только точки в неизвестности. Главное — дорога, движение. Двухсторонняя полоса размеченного асфальта, с огнями, машинами, гололедом... Остальное — фикция. Опытный водитель это знает и пытается научить этой мудрости своих утренних пассажиров.
Девушка дремала, прислонившись виском к стеклу. Виталик сам любил сидеть именно так, ощущая височной костью тихую вибрацию окна, от нее приятно щекотало внутреннюю сторону глаз...
«Спросил меня голос
в пустыне дикой:
много в море растет земляники?» —
было написано синим фломастером на стене между двумя окнами. Почерк был детский — крупный и круглый.
Подобные надписи Виталик встречал в транспорте часто. Они попадались и в метро, и в автобусах, в трамваях и даже в электричках. Иногда это были стишки, иногда — цитаты из книг и мультфильмов.
Поговаривали, что их оставляет повсюду немой безобидный идиот. Виталик представил, как человек со вздутым лбом и отвисшей нижней губой, выпучив добрые коровьи глаза, вынимает из кармана синий фломастер и, сопя от усердия, пишет про трех мудрецов в одном тазу...
«Как я тебя понимаю, дружище», — сказал он про себя.
Виталик стянул зубами с правой руки перчатку и принялся рисовать на затуманенном стекле. Он рисовал виньетки из цветов и листьев, эльфийские руны, карикатуры на Бурнина и Морозова. Перейдя к другому окну, он рисовал птиц и крылатого змея.
Автобус ехал себе и ехал.
«При желании я вообще могу отсюда не выходить, — подумал он. — Я познакомлюсь с девушкой, подружусь с рабочим, мы будем рассказывать друг другу всякие притчи, втроем составим человечество в этом длинном автобусе — всегда нужен кто-нибудь третий. А за рулем кто-то в белых одеждах, мудрый и надежный, как Господь Бог...»
