Приятели долго разыскивали нужный номер маршрутки, попивая пиво и задирая прохожих. Но прохожие были пугливы и убегали. Наконец искомый микроавтобус был обнаружен — он увез витязей в совершеннейшую какую-то глухомань. Побродив с полчаса там, они убедились, что по адресу, данному им Странником, имеет место быть... детский сад. Немало этим позабавившись, они прошли в само помещение. Да, творческий вечер Звездного Широевского намечался именно тут. Местные ценители астральных откровений арендовали детсад два раза в неделю, по вечерам.
— Здесь у них сборища, — сказал Бурнин. — Бдения и радения.
Детские рисунки на стенах перемежались работами на темы «звездных странствий» — они принадлежали кистям более зрелых авторов. В холле стоял стол, обложенный брошюрками типа «Исцелися чесноком», «О пользе дыхания» и «Секс на тонких планах». Брошюрками бойко торговали — они расходились по червонцу за штуку. Покупали их гости мероприятия. Среди них было много людей в возрасте, были даже откровенные старцы, а красивых девушек, к огорчению Виталика, было всего две. Очередная пассия Странника и какая-то в белом платье, ее охранял бритый малый с тупым лицом ревнивца. Виталик трудностей не убоялся и строил глазки обеим цыпочкам.
Сам Широевский опаздывал, но это никого особо не волновало. Наконец он явился, долго и мутно извинялся, затем все поместились на детские стульчики. Широевский раскланялся, длинный, черный... И понес какую-то чепуху о влиянии творчества на личность. Говорил он, от смущения, вяло, мямлил, бормотал под нос, теребил себя за бороду. Три богатыря, слушая его, очень конфузились, а прочие — ничего, внимали даже благоговейно. Потом Дима подсел к пианино и начал играть «фантазию» собственного сочинения — некий фарш из звуков, сдобренный минорным звучанием. Одна старуха в первом ряду вдруг принялась вертеть головой и размахивать руками, задевая соседей. Ее никто не останавливал — все знали, что божий одуван, чуть что, впадает в транс и общается с духами Прекрасного. А какофоническое творение Димы в данном случае послужило катализатором.
Дима сидел за пианино сгорбясь, неловко, как обезьяна. Может быть, в его фантазии и было что-то «свыше», но инструмент гнусно фальшивил, и Шура от этого морщился, словно у него болели зубы. Виталик играл в гляделки с незнакомкой в белом. Ее спутник выдвигал челюсть, как ящик комода, но было видно, что драться он струсит.
Так продолжалось довольно долго. Наконец Широевский закончил, как сказал Бурнин, заниматься пианизмом, и повернул к слушателям свое побледневшее чело.
— Сейчас будут стихи, — шепнул Морозов. — Держите меня!
Стихи Странник читал с подвывом, что сильно их портило, — а среди них попадались хорошие. Он ломал руки, как Пьеро, извивался всем телом, и на лбу у него блестели капельки пота. Повествуя о страданиях душевных, Дима страдал физиологически. Публике же кто-то внушил, что это главный критерий искренности — и она с восторгом аплодировала. Бурнин сидел осклабившись, выставив вперед свой сизый перебитый нос. И вот, когда со стихами было покончено (Шура сказал потом, что ему показалось, будто у Странника острый приступ аппендицита), Широевский допустил следующую глупость: далее в программе стояло пение им, Димой, под гитару — самая «вкусная» и длинная часть вечера, но несчастный бард решил явить гостеприимство и благородство.
— Для начала, — произнес он, — я хочу пригласить моего старинного товарища, замечательного поэта — Бурнина!
Богатыри вздрогнули и, предвкушая нечто, захихикали.
Бурнин, крякнув, выпал на сцену. Он завладел гитарой, взял аккорд, сказал «барахло!» и уселся поудобнее. Бедный Широевский! Он рассчитывал, что Бурнин споет одну песенку. Ну — две. Ну, на худой конец, три. И тем самым поддержит Диму. Всегда надежнее, если за твоей спиной стоят другие барды. Мол, нас таких много. Локоть к локтю, спина к спине. И все такое прочее.
О, как он просчитался!..
Бурнин пел три часа, не останавливаясь. Он пел бы и дольше, если бы публика не разбежалась. На окружающих это произвело устрашающее впечатление — как чайный стакан теплой водки с красным перцем. Даже старушка из первого ряда перестала махать руками. То есть она честно пыталась, но к середине второй песни выпала из транса окончательно и сидела, недоуменно вращая глазами.
