Итак, по одной версии полицейские просто придурки, по второй – «один гад сожрал другую гадину», по третьей – Плеве «сам себя высек». Во всех случаях виновата власть. Что же на самом деле?
Подарок от Председателя
Полагаем, что в известной мере правы все трое. Но есть ещё один дополнительный фактор, о котором Савинков, Бурцев и Ратаев либо не знали, либо предпочитали молчать. Вот, правда, Савинков обмолвился, рассказывая о подготовке следующего теракта, убийства великого князя Сергия Александровича: «В то время Боевая организация обладала значительными денежными средствами: пожертвования после убийства Плеве исчислялись многими десятками тысяч рублей». Благочестивое слово «пожертвования» можно смело заменить словом «плата»: ясно, что «многие десятки тысяч рублей» собирали не с мира по нитке. Итак, работа боевиков была оплачена. Кем?
Однозначно на этот вопрос за давностью лет ответить невозможно. Отчасти терроризм и прочие проявления подрывной деятельности финансировались японцами. Впрочем, суммы оттуда поступали невеликие, и то в основном после Кровавого воскресенья, когда революция в России стала явью. Есть ещё кое-какие соображения. Они появились ещё при жизни некоторых действующих лиц нашей истории. Известный публицист предреволюционной поры И. И. Колышко (печатавшийся также под псевдонимом Баян) опубликовал памфлет, направленный против уже покойного графа С. Ю. Витте. Мотивы, заставившие политического эмигранта наброситься, истекая желчью и ядом, на мертвеца, для нас сейчас не существенны. Но цитата красноречива: «Убили Плеве. Я никогда не видел Вас счастливее. Торжество так и лучилось из Вас. Вы решили сами стать министром внутренних дел… Вы метались от Мещерского к Сольскому, от Шервашидзе к Оболенскому, подстёгивая всех работать на Вас. Работали. Но Мещерский тут впервые Вам изменил, и в министры попал кн. Мирский». Поясняем: Сольский, Оболенский, Шервашидзе – влиятельные в императорском окружении сановники; Мещерский – редактор-издатель ультрамонархического журнала «Гражданин», к позиции которого прислушивался сам государь.
Колышко много лет был близок к правительственным кругам и знал, что писал. Его эмоциональная риторика удачно сочетается с воспоминаниями уже известного нам экс-директора Департамента полиции Лопухина. Этот высоко сидевший, но низко упавший после «Дела Азефа» мемуарист, о котором главная речь ещё впереди, указывает на существование целого заговора, направленного против Плеве. Участниками заговора были Мещерский, Витте и – кто бы вы думали? – Зубатов, на тот момент начальник Особого отдела Департамента полиции и непосредственный куратор Азефа. Зубатов, по версии Лопухина, сфабриковал письмо, якобы написанное одним «верным слугой царя» другому. В нём косвенно осуждалась деятельность Плеве и прямо доказывалось, что только Витте способен твёрдой рукой вести государственный корабль и вообще спасти монархию от гибели и революции. Письмо должно было подвергнуться перлюстрации. Затем надлежало организовать утечку информации из Особого отдела в редакцию «Гражданина» и через Мещерского довести содержание письма до высочайшего сведения. Однако один из агентов Зубатова выдал своего патрона и положил фальшивку на стол Плеве. Тот в нужном ему свете представил дело царю – и через день, 16 августа 1903 года, Зубатов был уволен со службы без прошения и производства в чине, а Витте – с властного поста министра финансов (который занимал двенадцать лет) пересажен в почётно-пустое кресло председателя Комитета министров.
Попытка Витте повалить противника и самому добиться диктатуры ударила рикошетом по нему и его сторонникам. Но он не сложил оружие и продолжил борьбу, теперь уже за пост министра внутренних дел. Устранить Плеве было ему нужно любым способом и любой ценой. У нового председателя несуществующего Комитета для этого были связи: для секретных контактов с нужными людьми в Департаменте полиции и в революционных кругах имелся специальный человек – чиновник для особых поручений Мануйлов (Манасевич), через него велись секретные переговоры с Рачковским, Лопухиным, с таинственными конспираторами из ЦК и Боевой организации партии эсеров. Были у Витте и деньги: в бытность министром он заручился поддержкой могущественных финансовых кругов в России и за рубежом. Тут, кстати, Лопухин вспоминает и другой эпизод (степень достоверности этих воспоминаний, конечно, проверить невозможно). Якобы Витте доверительно говорил ему однажды: «У директора Департамента полиции, ведь, в сущности, находится в руках жизнь и смерть всякого, в том числе и царя, – так нельзя ли дать какой-нибудь террористической организации покончить с ним…». Речь идёт о царе, но можно подставить и любое другое имя. По логике вещей, сюда просится имя Плеве.
