Что касается Трепова, то в отношении него враги достигли своей цели. После 24 января, и в особенности после 31 марта, «потерпевшего» возненавидели все. В глазах общества он сделался пугалом и зверем. Даже до сего дня чуть ли не во всех словарях про этого, в сущности, доброго человека пишут: «Прославился жестоким обращением с заключёнными…», «был ранен Верой Засулич, мстившей за беззаконную расправу над Боголюбовым…». Но, как всегда бывает в таких случаях, добившись своих ближайших целей, режиссёры, стоявшие за кулисами событий, оказались не способны предвидеть их далеко идущие последствия. Об этих последствиях, судьбоносных и грозных, – рассказ в следующей главе.
Зло, войдя в сердце человека, выходит из него многократно умноженным. Привычка к произволу и начальственное самодурство, свойственные в России представителям власти, подтолкнуло Трепова к совершению неправедного поступка: унизительному наказанию арестанта Боголюбова. Это зло, так сказать, среднего размера, вошло в сердце Засулич и навело её на совершение зла большего: покушение на жизнь старика-градоначальника. Бесы, вырвавшиеся из-под её тальмы вместе с револьверной пулей, разлетелись по душам и сердцам многих русских людей, поселив в одних злорадство и карьерные вожделения, в других – дьявольскую уверенность в том, что можно и нужно добиваться торжества справедливости путём убийства. Три года, последовавшие за роковым 24 января 1878 года, принесли России настоящую эпидемию политических терактов. Это был только первый пароксизм болезни. Но при внимательном изучении его «клинической картины» становится ясно, что террористическая инициатива снизу была успешна потому, что регулярно находила поддержку и содействие сверху.
Унесённые ветром
Приговор по делу Засулич был опротестован прокурором и кассирован Сенатом. Вызванный им скандал спровоцировал изменения в законодательстве: из ведения суда присяжных были изъяты дела о неповиновении и сопротивлении властям, о насильственных действиях и угрозах в отношении должностных лиц, об оскорблении начальников подчинёнными. Словом, произошло очередное укрепление вертикали власти – вполне в духе российской бюрократии. Но главным политическим следствием преступления и оправдания Засулич стали масштабные перестановки в правящих кругах – по сути дела, полная «смена караула».
Отставки, громкие и тихие, начались уже в мае 1878 года. Первым, после длительной беседы с глазу на глаз с императором, подал в отставку министр юстиции граф К. И. Пален. Сменивший его Д. Н. Набоков провёл в Министерстве большую чистку. Среди первых уволены были товарищи прокурора Петербургского окружного суда В. И. Жуковский и А. И. Андреевский – за то, что честно отказались выступать обвинителями на процессе Засулич. При том бездарно проигравший дело Кессель благополучно остался в рядах юстиции. А. Ф. Кони, несменяемый судья, удержался в кресле председателя Окружного суда, но, по истечении судейского срока, надолго удалился от дел.
Чуть позже волны кадрового землетрясения докатились и до Министерства внутренних дел. Министр А. Е. Тимашев, орёл из Особого корпуса жандармов, отлетел в политическое небытие вскоре после Палена. Зато его враг и предшественник, матёрый чиновник и мастер бюрократических игр П. А. Валуев на короткое время вынырнул из мглы: был назначен на пост председателя Комитета министров. (Должность сама по себе скорее почётная, чем связанная с реальной властью, но к ней прилагалось председательство в Особом совещании министров по изысканию мер для укрепления государственной безопасности; название витиеватое и грозное.) Как в Министерстве юстиции, так и в Министерстве внутренних дел отставка первого лица потянула за собой изменение всего руководящего состава. Ушёл и товарищ министра князь А. Б. Лобанов-Ростовский, давний недруг Трепова. Этот сановник занимал по совместительству должность с трудновыговариваемым названием: председатель Комитета по заведыванию Домом предварительного заключения. Естественно, что начальник этого самого Дома полковник Фёдоров тоже был отрешён от должности. Обстоятельства его отставки особенно курьёзны и в то же время показательны. Он был примерно наказан за то, что выпустил оправданную, а следовательно, свободную, Веру Засулич из тюрьмы. По высочайшему повелению посажен на гауптвахту на семь суток и… одновременно представлен к ордену. При этом ему было «убедительно рекомендовано» сразу после гауптвахты отправиться в отпуск с сохранением жалованья, а по окончании отпуска подать прошение об отставке. При этом же тихонько сказано, что место отбывания семидневного наказания он может выбрать сам, и что в его послужной список соответствующая запись занесена не будет. Ясно: «он не виноват, но он виноват» – потому что должен же кто-то быть виноватым.
