— Крещается раб Божий Сергий во имя Отца, аминь. И Сына, аминь. И Святаго Духа, аминь…
Взирал с высоты строгий лик Вседержителя, ласково и печально глядела Богородица. На церковных стенах оживали картины библейских событий… Оглянешься назад — там огромная картина Страшного суда… Избави, Господи…
— Крещается раба Божия Маремьяна во имя Отца, аминь. И Сына, аминь. И Святаго Духа, аминь…
Погружали деточек по очереди в одну купель, и увидела в том Акулина знак, что связаны младенцы отныне узами прочными, коих не разорвать никаким жизненным невзгодам. «Видно, созданы они друг для друга. Одна участь им дадена, ино в свое время скажется…» — осеняя себя крестным знамением, думала повитуха.
Извилистая лента Камы прорезала вековую тайгу надвое: по одну сторону грудились тяжелые скалы, поросшие ельником; с другого берега к самой реке чередою сходили березы, осины да рябины, отражаясь в темной воде золотыми и красными уборами. В прозрачном воздухе носились едва видимые нити паутины — знак уходящего лета.
Из чащи вылетела сойка, вспорхнула на елку, повисшую над обрывом, и, подняв хохолок, застрекотала, сообщая лесным жителям последние вести. Но тотчас удивленно замолкла, заметив показавшиеся из-за поворота струги. Их разрисованные борта и высокие паруса, кривясь, отражались в камской воде. Сойка, стрекотнув возмущенно, улетела рассказывать новость всем, кто станет ее слушать.
Струги споро скользили по речной глади: попутный ветер вздувал паруса, гребцы дружно работали веслами. То великопермский наместник князь Иван Ковер спешил в Москву поздравить государя с рождением наследника да поднести подарки: соболей и куниц с управляемой им земли.
Время было тихое: казанцы присягнули Московскому государю в дружбе, ногайцы отошли подале, а сибирцы с вогуличами сидели смирно, — однако князь Ковер зорко оглядывал берега: не покажется ли чужой всадник или, того хуже, разбойник, вышедший караулить добычу да кликнуть свою ватагу? Не боялся врагов наместник: дружина у него добрая, — да опасался быть застигнутым врасплох. А ежели упредить неприятеля, гребцы тут же в лучников обратятся: и сам князь, и слуги его драться умеют, при надобности постоят за себя. Но пустынны камские берега, не видать на них никого, молчалив темный лес.
— Встречь ладья идет! — вдруг крикнул с носа вожатый, управлявший стругом.
Князь перегнулся через борт и далеко впереди увидел небольшое, тяжело груженное судно со спущенным парусом, которое тянула ватага бурлаков. Полошиться не стоит: ни татары, ни разбойники с бурлаками не ходят.
Вскоре наместничьи струги поравнялись с ладьей и, загородив дорогу, остановились. Бурлаки исподлобья неприветливо оглядывали встречных.
— Кто такие будете? Откуда путь держите и куда? — начал допрашивать их княжий тиун Федор Арефьев.
Из толпы показались мужички с наготовленными луками. Невысокий худой дядька выступил вперед.
— Ты, мил человек, спрос-то свой придержи, дай по ряду ответить. Усольские мы. Усолье Камское — слыхивал? Я Павлуша Большой да вот он, — дядька указал на стоявшего рядом детину, — Павлуша Меньшой. Везем хлеб для своей слободы с Вятской земли.
— Неужто в Усолье свой хлеб плохо родится? — спросил князь Иван. — Знать, пашете, сеете? Пашни-то у вас там немалые.
— Пашни немалые, то правда, да погода переменчива, а землица худая. Своего хлеба извечно не хватает… А ныне вовсе посохло все. Соль свезли — не идти ж назад впусте. Мы завсегда в Вятской земле хлеб берем, — пояснил словоохотливый Павлуша. Видя, что встречные настроены мирно, он приободрился и спросил в свой черед: — Я гляжу, вы не наместничьи ли будете?
— Так и есть, — подбоченился тиун, — государев наместник Перми Великой князь Иван Ковер к великому князю едет! — и поклонился в сторону хозяина.
В простой дорожной однорядке и суконной шапке князь не отличался от окружавших его слуг. Усольцы поспешно склонились.
— Дозволь, князь, слово молвить, — попросил Павлуша Большой, — когда еще свидимся…
— Говори, усолец, какая у тебя нужда?
— Да вот, государев наместник, в Усолье нашем ты ни разу не показался. Знать, далека дорога? Тиуна токо своего с дружиною посылаешь да от нас кормишься. А ежели они, посланные, неправду чинят именем твоим?
