— Мой брат не всегда был таким, — заговорил Финч. — В детстве он был спокойным ребенком, хотя всегда сторонился веселых игр и других детей. Уже в юном возрасте Эдвард стал проявлять интерес к черной магии, а в частности, к призыву мертвых, и тогда отец понял, что в нашей семье появился потенциальный некромант. В то время как я осваивал азы огненной магии в академии, младший брат учился на кошках и собаках, которым не посчастливилось иногда забрести во двор замка. Он убивал их, а после возвращал к жизни. Но все оживленные существа были неуправляемыми, дикими и злобными и отцу порой приходилось уничтожать творения своего отпрыска. Эдварда пытались заинтересовать учебой, но он ни к чему не стремился, все его интересы сводились к одному — трупы и все способы их оживления. Когда Эдвард стал подрастать, он перестал удовлетворять свои уроки только животными и из ближайших к Каслроку деревушек начали пропадать люди, в основном старики и нищие. Отец сперва пытался остановить его уговорами, но когда это не помогло, а убийства продолжались, отцу пришлось применить силу. Убить собственного сына он попросту не мог, но и справиться с ним оказалось невозможным. Не с силой отца. А потому он был вынужден обратиться за помощью к одной очень сильной волшебнице, и она сделала так, что Каслрок стал темницей для Эдварда. Но эта волшебница что-то напутала в своем заклинании, и из-за нее весь наш род превратился в заложников для собственного дома. Но и это не самая большая ее вина... Сейчас я думаю, что она сделала это неслучайно, — мужчина осекся, — но я не о том веду речь.
Я охнула.
— Теперь вы понимаете, кого выпустили? — Финч повернулся ко мне. — Замок сдерживал его, отнимая все силы, но потом появились вы, с вашим даром, и по своей глупости позволили ему выпить вашу силу и выбраться из часовни.
— Я не знала, — проговорила я, — он заманил меня. Я попала в часовню через какой-то подземный ход, что вел из заброшенного зала Каслрока.
— Я знаю, — кивнул Финч, — Отис признался во всем, когда я немного надавил на его совесть.
— Он обещал меня не выдавать, — прошептала я.
— А он и не выдал, — Финч сел напротив меня и обновил свой стакан, — вы сами выдали себя, потому что только вы могли дать такую силу моему брату.
Я опустила глаза.
— Эдвард напал на миссис Хьюз, когда она пыталась остановить его. Она не могла даже предположить, что он на это способен, хотя, мне кажется, Эдвард и сам некоторое время не мог понять, что в нем что-то изменилось.
— Как она? — спросила я. — Как миссис Хьюз.
— Жива! — ответил милорд. — Но он едва не убил ее.
Вздрогнула всем телом. «Сама того не зная, я помогла сбежать чудовищу», — пронеслось в моей голове. Невольно вспомнился темный коридор, ведущий в часовню, запахи сырости и ледяное дыхание зимы, что ощущалось даже там, под толщей земли. Затем голос тени, позвавшей меня по имени. Помнила и то, как едва не зашла в подвал и то, как упала на земляной пол, почувствовав странную слабость. Теперь все стало понятно, что и как со мной тогда произошло. Младший Финч выкачал мою силу. Она восстановилась, но ему, видимо, хватило того, что он успел забрать, чтобы справиться с замком. А все мой дар, будь он неладен. Иногда я думала, почему не родилась такой, как мои родители, такой, как брат и сестра? Почему я не стала магом огня? Почему моя мать родила меня такой?
— Элиза! — позвал Финч.
— М-м-м? — слабость по-прежнему не проходила. Я снова глотнула чай, подняла глаза на опекуна.
— Что с вами? — он нахмурил брови.
— Я сегодня узнала, что моя мать якобы родила меня для вас, милорд, — произнесла я то, что вертелось на языке.
— Что? — он качнул головой, при этом продолжая всматриваться в мое лицо, словно искал там что-то. Его взгляд мрачнел, а у меня перед глазами стало все плыть.
— Элиза! — он шагнул ко мне, опустился рядом на одно колено, взял мою руку в свою.
— Мне жаль, что я скрывала от вас свой дар, — произнесла тихо. — И... Простите, я что-то чувствую себя крайне неважно. Видимо, переволновалась из-за бала и всего того, что мне наговорили. — я посмотрела в глаза мужчине, который грел мою руку своим дыханием и с тревогой вглядывался в лицо. — Моя мать твердила мне, чтобы я никому не открывала свой дар, она сказала, что меня захотят использовать и вот теперь... ваш брат это сделал.
