Сахарная болезнь - страница 11
Ночь. Я читаю «Анну Каренину» в пустующей комнате санаторного номера. Грозный удар в дверь, потом ещё один.
— Иди посмотри, Чобрек обоссался. Весь этаж провонял.
Это — Кирик, мой знакомый. Рядом с ним Леха, огромный парень, неповоротливый и угловатый. Кличка — Медведь. Или просто Медь. А ещё у него дальнозоркость. Вблизи он фактически не видит.
Кирик и Медь, ухмыляясь, смотрят на меня. Я прижимаю указательный палец к губам и показываю на соседнюю комнату, где спит Андрюха, мой сосед.
— И что?
— Как что? Спать невозможно, — захлебываясь, говорит Кирик, а Медь опускает глаза, — вонизм знаешь какой?!
— Да ладно? — Андрюха трет глаза и выглядывает из темной дыры комнаты.
— А ты думал!
Спустя минуту мы стоим в их номере. Запах мочи действительно застил весь коридор. Балкон открыт. Там сидит Чобрек (почему его так звали, не знаю, наверное, из-за национальности) и весь трясется. Сверху на нем накинута белая простыня. Римский патриций. Чобрек плачет.
То, что он пережил в эту ночь, год назад я также боялся пережить. У страха есть имя.
Энурез.
Говорят, он бывает не только у диабетиков, но я встречал его только у них. Для меня — это грань диабета, его темная сторона.
Чобрек плачет и смотрит на пустой двор санатория.
Энурез — оранжевые клеенки по ночам, ругань родителей, водолечение и страх, что обо всем узнают.
Я обнимаю Чобрека, потом сжимаю его руку. И рассказываю о себе. У меня тоже был энурез, год назад он прошел. Это проходит, брат. Запах выветрился на следующий день. Чобрека поселили в другой корпус. Он очень любил вареные яйца, и за завтраком я отдал ему свои.
Ещё через два дня он уехал. С матерью.
Я видел, как они садились в автобус. Чобрек тащил свои вещи, а мать, маленькая, сутуловатая женщина с бледным восковым лицом, шла впереди и ничего не говорила. Они сели где-то с краю, и желтая механическая коробка унесла их отсюда навсегда.
Жизнь с диабетом — это не подвиг. Не героизм. Привыкнуть к нему легко.
Бывают моменты, когда диабет отпускает тебя. Запускает высоко в небо, как воздушного змея. Ты летишь свободно. Внизу все такое маленькое, неважное.
Это диабет двадцатилетнего. Как там у других, не знаю. Но мне кажется, что диабет стареет вместе с тобой.
С возрастом брюзжит и кашляет сильнее. Когда-нибудь я узнаю об этом.
Я разглядываю себя в зеркало. Я в ванной и голый.
«Ванная — это то место…» и так далее по тексту Науменко.
Я худ и невысок. Мои ладони маленькие со слегка выпирающими венами на тыльной стороне. Мои трицепсы кажутся развитыми, но нет. Если присмотреться, то вы увидите небольшие кровоподтеки. На левой руке в особенности, потому что в правую колоть неудобно.
На груди появляются черные островки волос. Мне так это не нравится, но деваться некуда. Около левого соска — родинка, а ниже, на животе, красуется синяк и алые точки. Много-много точек. И шишки липодистрофий по обе стороны пупка. На ляжках тоже точки. Уколы. Пять в день. Внизу волосатые голени. У меня мощные икры: я люблю футбол. Каждый диабетик должен заниматься спортом, это мое убеждение.
Сначала для меня было дзюдо. Я дорос до первого юношеского разряда или, по-простому, до зеленого пояса. Я отдал ему 8 лет. И я знал, что когда-нибудь с дзюдо придется закончить. Это произошло в 16 лет. Тогда любительский спорт постепенно уступает место профессиональному, а стать спортсменом я не мог и не смогу, наверное. Диабет.
Чтобы играть в футбол, не нужно ходить в секцию, покупать что-нибудь дополнительно. Выходи во двор — и играй. Футбол — это мой бойцовский клуб. Да, наверняка, и не только мой. На поле все, что ты есть, все, что тебя заботит, все твое существо совсем не имеет никакого значения. Ты часть великого механизма команды. Ты рекрут игры. Мой любимая позиция — правый крайний полузащитник. Я неплохой футболист, это вам все скажут. Но гораздо лучше посмотреть на мои ноги, на шрамы, как трещины, протянувшиеся по голеням и икрам. Я смотрю на них в зеркало и вспоминаю, где их заработал. Вот неудачный подкат, вот удар Витька Помещикова, вот чья-то бутса… Хотя почему чья-то, конечно, это Олег Богородицкий постарался.
