Сады и пустоши: новая книга - страница 49

Шрифт
Интервал

стр.

Быть взрослым мне не то что хотелось или не хотелось — я просто вообще не воспринимал эту тему. Что такое быть взрослым? Взрослый — это категория социальная. Люди хотят стать взрослыми, чтобы занять какое-то место в обществе. Я же вообще не был вписан в социум. Я никогда не хотел занимать место в обществе, я хотел его разрушить.

Я с девяти лет зоологически ненавидел любую власть, любое общество. Я твёрдо знал, что рано или поздно доберусь до конца этой власти и вцеплюсь ей в горло, когда она будет подыхать. Я знал, что так будет, и просто обдумывал те формы организации бытия, которые надо будет инсталлировать вместо этой. Как правило, картинки, приходившие мне в голову, носили достаточно тоталитарный характер.

О страхе в советских людях обычно говорят в пошлой манере. В моих родственниках ничего советского не было — как и важного советского элемента в виде страха. Они принадлежали к высшей номенклатуре, но и в ней оставались инородным элементом по своему происхождению и сущности.

Моя мать рассказывала, когда Сталин умер, она вошла в комнату к бабушке и, рыдая, сказала:

— Мама, ну что же теперь делать?

На что та ответила с ненавистью:

— Что ревешь, дура.

Та онемела.

Бабушка моя — человек бесстрашный. Будучи гимназисткой, преподавала в казачьих станицах. Видела командарма Сорокина. На ее глазах убивали. Трудно было ее запугать. Но она была ушиблена этим режимом и очень напрягалась любыми творческими и вообще свободными проявлениями.

В 10 или 11 классе я познакомился с японцем из Университета дружбы народов. Мы с ним бродили по Москве, беседовали по-английски. Он был «красный» японец, а я его распропагандировал, говорил, что здесь все не так, нет никакой свободы. Дал ему свой номер телефона. Он позвонил, попал на бабушку — она впала в состояние тяжелого шока и сказала, что он ошибся номером, что здесь таких нет.

А мне закатила скандал:

— Ты понимаешь, что означает общение с иностранцами? Ты что, хочешь нас всех погубить?

— Почему ты ему это сказала? Какое ты имела право распорядиться моим контактом?

— Идиот, тебя уничтожат!

Ну и так далее. Таких эпизодов хватало. Но я как-то не пересекся со сталинизмом.

Когда собрали XX съезд — это был февраль 1956 года, мне 8 лет, дед уже умер, — по радио вещали, что разоблачили Сталина. У меня тогда челюсть отвисла: не ожидал, что Совок может пойти на такое очевидное саморазоблачение.

Я в тот раз наехал на бабушку — зря, конечно. Помню, как вошел в маленькую комнату к бабушке и говорю:

— Ну что? Твои-то — всё! Разоблачились! Мочат сами себя! Вот он — твой Сталин!

Только слова были другие. Бабушка приподняла очки и с удивлением на меня посмотрела. Думаю, бабушка ненавидела советскую власть и боялась прежде всего за меня. Естественно, ни грамма личного сентимента в ней не было, в насквозь политизированной ханше. Она же деда не любила и не скрывала этого. Дед, судя по письмам, ее любил.

Страшные люди, если честно. Очень далекие от нашей инфантильной расхлябанности. Это люди, условно говоря, выросшие в «игиле без бога». ИГИЛ без бога, без смысла, где агитационные ролики Риты Кац[89], в которых режут без крови, являлись для них реальностью, — они выросли в этом. Только у них все было с кровью и по-настоящему, — это была нормальная практика. Они знали, что чуть шаг в сторону, и Большой Брат их ликвидирует. А над нами не капало, бич не свистел.

Когда я оказался в военной тюрьме, то это стало для меня интересным опытом. Я маршировал среди других заключенных — за колючей проволокой, за высоким забором, а над плацем перед корпусом галдела в воздухе стая ворон. Их была туча — с тех пор это для меня особый знак. Я вдруг ощутил безумное счастье, ощутил реальность свободы, пережил опыт свободы именно в доступном на тот момент для меня максимуме несвободы. Это было пронзительное счастье. И черные птицы в небе… Этот момент навсегда врезался в память. В разбавленной форме сходный эффект несколько раз повторялся, когда я приходил поразмышлять на кладбища в глубинке. Там тоже надо мной летали тучи ворон, галдя. Не так ярко, не так концентрированно, но для меня стая ворон стала проводником в другое измерение.


стр.

Похожие книги