— Давай-давай. Скоро, наконец, это все разразится, и Совка не будет.
Потом я стал более внимательно читать эти тексты — вглубь. Обязательно каждое утро, когда я шел в школу, останавливался у стенда и просматривал все, что относится к политическому пространству. И был еще огромный дедовский шкаф с книгами, но среди них было много и мусора всякого. К примеру, там была дореволюционная книга про гончих собак с великолепной обложкой. Это было не очень интересно.
Мне попалась книга профессора — то ли Зеньковского, то ли Зелинского — из Санкт-Петербурга, 1912 года, — «История древней философии»[52]. Первый том — досократики, прекрасные семь мудрецов. Это было так интересно. Один говорит, что «всё есть вода», другой говорит, что всё есть огонь, апейрон, бесконечное в виде сферы. Это было интереснее любой беллетристики, любой художественной литературы. У меня крыша поехала от счастья, что, оказывается, есть такие книги.
Мне было лет одиннадцать-двенадцать. Я книжку прочел как не читал никаких сказок в раннем возрасте. После нее я взялся за более серьезные книги. Прошел социал-дарвинизм, идеи борьбы за существование и страшной борьбы видов, «падающего подтолкни».
Ницше я полюбил за одно имя и за слух, что он является крайне реакционным. Обязательно полюбил Шопенгауэра. Выискивал о них скудные крохи информации в советских словарях. Ну и разрабатывал идеи антигуманизма, ненависти к добру, любви к жестокости, к насилию, идеи превосходства. И всё это я записывал в маленький блокнотик авторучкой с синими чернилами.
В конце концов бабушка, мой вечный Цербер, нашла эту тетрадку, прочла её — и у нее ум за разум зашел. Она поплыла, и не зная что делать, глупо пошла в школу. И показала директрисе.
Надо тоже понять бабушку. Она находит текст, где написано, что нужно воспитывать в себе безжалостность, что нет ничего омерзительнее любви к человеку, и первое, что у нее в голове возникает — не этическое возмущение, что у внучека крыша поехала на почве мизантропии, а что внучек собрался на Колыму по статье 58–10. Как же это предупредить? У нее возникает идея: на ранней стадии придать гласности, озвучить и блокировать, купировать, чтобы не пошло дальше. Она хотела как бы «заморозить» процесс и потом со временем постепенно разобраться. А то будет человек так подспудно развиваться, и когда ему исполнится восемнадцать, возьмут его под белые ручки, — и прощай, жизнь.
Она принесла мою тетрадку в школу, и там тоже задумались, что с этим делать. Меня вызвали к директрисе. Пока я ее ждал, молодая с огромными сиськами секретарша, хлопая глазами, говорит мне:
— Гегеля читаешь, да? Вот у меня приятель тоже читал-читал, а сейчас в дурдоме сидит.
Это, конечно, не прибавило у меня тепла к бабушке.
До сих пор жалею об исчезновении той тетради: было бы забавно с ней столкнуться.
Заряд, который у меня сформировался, шел из меня, из солнечного сплетения, — это ненависть к идее мира.
Из-за того, что рядом со мной была бабушка, у меня еще была ненависть к женскому полу, то есть феминизм и матриархат я ненавидел зоологически и считал, что это синонимы — Совок и матриархат. Так оно и было, конечно: Совок, матриархат, лицемерие…
Кстати, я же не понимал, что вся борьба за мир, «сражения за мир», — голое лицемерие. На полном серьезе все это воспринимал. Мне казалось, что они действительно такие матриархальные, любящие добро, тепло, чавканье жизни. Я хотел мочить и жечь их за это.
Был у меня друг, с которым я все это обсуждал. Жил он внизу, прямо подо мной — Саша Козьменко. Мой ровесник и учился в классе «Б».
Очень интересная семья. Отец — крупный чиновник железных дорог. Наш дом построили для Малого Театра, но каким-то образом он тоже там появился, но на первом этаже, — не такой солидный, как второй и выше, а первый. Он был каким-то руководителем — большой человек с секретаршами. Высокий, костистый человек со странноватым лицом. Может быть, современный Саша Козьменко на него похож: я его не так давно видел — он переехал со старой квартиры, продал ее.
Итак, у большого человека была жена и секретарша. Жена узнала, что она не любимая жена, что у секретарши будет ребенок, и покончила с собой. Саша тогда еще не родился.
