А на дворе у нас 1991 год. Уже разбомбили Саддама, идет вовсю «Буря в пустыне». Я только вернулся из Германии. Ездил по ней туда-сюда автостопом и встречался с фашистами и с крайне правыми турками.
Они продолжают:
— … Когда мы пришли к нему, он нас спросил, какого мы духа, из какой газеты. Мы ответили, что газета называется «Аш-Шааб», что это газета в духе Миттерана. Он отвечает, что Миттерана знает, сразу раскрепостился, развязал узел на галстуке, и стал излагать своё видение. Мы взяли у него интервью, и это что-то вообще запредельное. Он говорил там, что США — это полицейский и что так и должно быть, что США — это охранители цивилизации, «общей, универсальной цивилизации». Правильно, что рвут Саддама на части. Что америкосы — это такие замечательные мальчики с Луны. В общем, у нас это интервью есть.
Я прихожу к Химматзода в штаб и говорю:
— Давлат Худоназаров должен снять свою кандидатуру.
Он онемел от удивления. Химматзода сидел в камуфляже. Это был настоящий деревенский устаз, за ним ходил какой-то деревенский тракторист с автоматом в качестве охранника.
Я говорю:
— Он должен снять свою кандидатуру, потому что он разоблачился.
— Как разоблачился?
— Он дал интервью.
— кх, он сволочь! Кто ему позволил! Почему не согласовано! Где это интервью?
— Оно есть в надежном месте. Я распечатаю вам самые злачные места и по всей улице вокруг штаба расклею прокламации.
— Мы, конечно, его снимем, раз такие дела. Ты подожди, он сейчас в Москве. Через три дня он вернётся, и мы поставим вопрос. Он будет снят.
На следующий день Давлат уже был в Душанбе и объяснял по телевидению, что «да, я там высказался резко, что США — жандарм, который защищает цивилизацию». Он заболтал тему, а все они были заодно.
Позже инициатива из их лапок целиком ушла, поднялся так называемый «народный фронт», «юрчики». Началась гражданская война.
Я стал советником Давлата Усмона по политическим вопросам, ездил на фронт пару раз.
И тут является кгбшник, полковник Саидов. Полковник КГБ с Лубянки.
— Совесть чекиста, таджика и мусульманина не позволила мне спать спокойно. Письмо позвало в дорогу. Я приехал помогать в налаживании здесь, у братьев-мусульман, службы безопасности, разведки и т. д.
Его грохнули в двух шагах от места этого разговора из РПГ-7.
А день спустя я узнал, что это был родной племянник Тураджонзода.
Такс максимальной иллюстративностью проявилось, что Таджикской ИПВ руководила советская гэбня. Племянника убили свои — те, кто не хотел Туроджоназоду. Какие-то внутренние разборки. В газете «Завтра», или тогда еще «День», на две полосы вышла гигантская статья Шамиля Султанова «Кто убил Заурбека Саидова».
Дальше что бы я там ни делал, меня блокировали.
Мне говорили:
— Ты не таджик, тебе нашей крови не жалко. Мы должны принимать предложения к миру.
А я тем временем вышел на одного российского полковника, который командовал механизированным мотострелковым полком. Он говорит:
— За 100 тысяч долларов я раздавлю этот «народный фронт», как бог черепаху.
Я говорю:
— Вот ты-то мне и нужен.
Прихожу в ставку и говорю:
— Есть ещё честные русские офицеры. За 100 тысяч долларов он замочит кого хочешь. Предлагает замочить наших противников.
100 тысяч долларов было для нас просто ничто — там 40 миллионов в сейфе лежало. Они говорят — нет. Почему? Он обманет, возьмет деньги и ничего не сделает — что тогда делать?
Я скандалил так долго и убедительно, что меня вызвал Абдулладжанов, и.о. премьер-министра, и говорит:
— Республиканское правительство назначает тебя специальным уполномоченным в Баку, чтобы ты там для нас добыл нефтепродукты от 100 тысяч тонн и более.
Я говорю:
— Так нужны же деньги.
— Деньги есть.
— Но банковская система в масштабах СНГ же не работает.
— Есть нал. Зачем тебе банковская система?
— Но я же чемодан не повезу.
— Тебе и не надо чемодан везти. Ты езжай и договорись, а деньги тебе привезут.
Я же честный, а ведь мог взять миллион на «раскрутку» — дали бы спокойно. Я согласился и поехал в Баку. Дали бумагу, что я — «полномочный представитель».
Приезжаю в Баку. Прихожу в Совмин. Там гражданской войны нет, всё цивилизовано, всё жирное, толстозадое. Прихожу к Аббасу Аббасову, который занимался нефтянкой, и говорю:
